Так исполняя волю Источника, он сражался у стен Мрамгора, затем у стен замка, преследовал врага так далеко, как только тот мог удрать, пока не заметил, что из центра Синего леса, факелом вырывается пламя, а вслед за этим пламенем столб белого света. Этот свет был живым, разгоняющим огонь и он разливался по небу, распространялся во все стороны, заставляя лазуревый купол дрожать. А потом внезапно пропал, просто схлопнулся и остался только столб пламени и черного дыма в центре леса. Бросив поле битвы, Ян устремился туда.

Лес наводнился стенаниями, вокруг озера все полыхало, а прямо в огне вспыхивали белые искры — это сражались Веды. Ни долго думая, Ян бросился туда, но к огню подойти не смог. Он разглядел лишь, что две фигуры — это мужчина и женщина. Повинуясь инстинкту, Ян метнул свой меч прямо в огонь, целясь в мужчину. И как только тот пал, пламя перестало бушевать, опало, и парень увидел, что женщина — это вовсе не его возлюбленная.

— Где Дея? — крикнул он, обращаясь к незнакомке.

Она ничего не ответила, только кивнула в сторону, и Ян, наконец, увидел Влада. Он валялся на земле, сжавшись в комок, трясся и прижимал к груди что-то большое, белое. Рядом сидел и заливался слезами леший.

— Что здесь произошло? — обратился он к спасенной женщине.

Та смотрела на Яна, не торопясь отвечать, но потом все же сказала.

— Пока мы с сыном спасали город, Ихаиль напал на лес.

— Где Дея? — казалось, это были единственные два слова, которые обезумевший Ян мог сейчас извлекать из себя.

— Ее больше нет, — прошептала Морита, опуская глаза.

Он ожидал какого угодно ответа, но только не этого. Могло не быть Мрамгора, Вайеса, самого Багорта, в конце концов, но только не ее. Она была всегда! Она вечно должна была быть неиссякаемым светом, путеводной звездой, огнивом, что выжигала в нем искру, быть кем угодно — только быть.

Слово «быть» звенело в его голове, разливаясь расплавленным железом. Яна затошнило, потом закружилась голова, он почувствовал, что земля делает кульбит, начинает вращаться во все стороны одновременно. В этот момент кто-то содрал с его головы шлем, а его самого подхватил под руки и облокотил о нагретый камень.

В себя Ян пришел когда пожар уже был потушен. Шлем лежал рядом завернутый в окровавленный Деин плащ. Первым желанием было убить кого-нибудь и тут же подвернулся претендент. Ненавистный Вед по-прежнему находился в том самом месте, где Ян видел его до обморока. Только теперь он не лежал, а сидел и, раскачиваясь, что-то бормотал себе под нос.

Парень поднялся, подошел к Владу. Тот выглядел настолько жалким, что Яну даже расхотелось его бить, хотя еще секунду назад, он был уверен, что убьет его за то, что не уберег их Дею от смерти. Но теперь Яна и самого охватила какая-то странная немота и опустошенность. Он вглядывался в своего соперника, который в этот час так же, как и он потерял любимую, а потом сел рядом и повинуясь воздушным колыханиям, тоже стал раскачиваться.

Влад продолжал непрерывно бормотать, но что именно Ян не слышал, не до этого ему сейчас было, он тер свою горевшую грудь, казалось, ему сыпанули на открытую рану перца. Там все жгло, зудело и невыносимо пульсировало, разнося нервные токи по всему телу, оповещая это тело о том, что произошло непоправимое, что-то такое чего не изменит уже никакое волшебство.

Впервые за долгие месяцы проведенные в Багорте Ян осознал, что как бы волшебен не был этот новый мир, люди в нем умирают так же, как и везде — по-настоящему и безвозвратно. Он только что видел смерть, сам нес ее, сеча своим огненным мечем тысячи солдат. Но вот парадокс — он ее не замечал, не осознавал. Он воспринимал бой как игру, будто бы это все было не взаправду, будто бы там у ворот города и потом у стен замка от его меча падали не люди, а тени и даже не падали, а просто уходили в другой мир, может даже в лучший чем этот.

От чего же сейчас ему не кажется, что Дея просто ушла в другой, лучший мир? Отчего же у него такое ощущение, будто в нем образуется черная пустота, дыра, провал? Эта дыра разрасталась так стремительно, что казалось, скоро от него самого уже ничего не останется, он, как и Дея, как и те, кого он убил, превратиться в дым и развеется по ветру.

От черных мыслей его отвлек разговор. Морита и Вайес приближались к ним сзади и тихо переговаривались, думая, что их не слышат.

— Ни в коем случае не напоминай ему, что он спас город, — говорила женщина.

— Но почему? — недоумевал Вайес. — Ведь это действительно так.

— Его лучше вообще сейчас не трогать. Еще немного и он возненавидит Мрамгор за то, что он отбит у врага ценой ее жизни.

О ком именно говорили Морита и Вайес, Ян не понимал, но вполне был согласен с Ведуньей. В нем, и правда, нарождалось ядро ненависти. К чему именно он не знал, просто этот сгусток черной, едкой дряни рос в нем как снежный ком. А Вайес с Моритой все продолжали шептаться за их спинами.

— Ты все-таки склоняешься к тому, что она мертва? — спрашивал глава Мрамгора. — Может это какой-то трюк, волшебство, магия Источника?

— Вайес, не будь наивным ребенком! Я была здесь, когда это произошло, и видела все своими глазами. Ихаиль вонзил ей заговоренный клинок прямо в сердце, после такого не выживают.

— Но она не упала замертво. И тело пропало.

— Согласна, то, что здесь произошло — несомненно, чудо. Осыпаться жемчугом, раствориться в потоке Источника или что с ней на самом деле произошло, может не каждый? Вайес, у Хранительниц этого леса своя магия, а Дея еще и призвала силу моего рода. Я даже не представляю, что за мистерия развернулась у нас перед глазами, но в одном я убеждена — любить маленькие красивые камушки так же, как прекрасную молодую женщину невозможно, они не заменят ему жену.

— Согласен, но может можно обратить эти камушки обратно в Дею.

— Это запредельная магия, Вайес, мне она не доступна?

Они говорили еще что-то, но Ян их уже не слушал, в его голове со скрежетом заворочалось одно единственное слово — жена. Он понял, наконец, что говоря «он», собеседники имели в виду Влада. Понял, что пока он скитался в поисках шлема, Дея была тесно связана с этим холодным, бесцветным куском льда, замеревшем сейчас словно статуя. Он понял, что Дею у него отняли не сейчас, а когда он отправился скитаться по Багорту.

Ян присмотрелся к тому предмету, который Вед прижимал к груди. Это была огромная, полная жемчуга раковина. Он держал ее так, будто она принадлежала только ему, будто никто другой не имел на нее права. И в Яна снова вонзилось это слово — жена. Все сложилось: рассказ Мориты, ступор Влада, сверкающие камешки в его руках. Она не просто умерла, она превратилась в то, что этот ледышка вжимает сейчас в свою тощую, белую грудь.

Ян перевел взгляд с раковины на лицо Веда. Оно ничего не выражало, Влад просто застыл, словно в камень обратился. Ян потряс его за плечи.

— Это все, что от нее осталось? — просипел он, указывая кивком на жемчуг.