подверг сомнению мысль о том, что у Насера имеются намерения либо возможности для нападения на Израиль. Главная проблема, сказал президент, заключается в том, чтобы склонить египтян к прекращению блокады пролива. Он надеялся, что ему удастся сделать это, но он не мог предпринять решительных действий без согласия конгресса, учитывая к тому же то обстоятельство, что страна увязла во Вьетнамской войне. Джонсон попытался убедить Эвена, что следует сначала предоставить Совету Безопасности возможность разобраться с этим вопросом. Если же это не даст желаемых результатов, то он, президент, со всей серьезностью рассмотрит другие варианты — в частности, формирование группы конвойных судов под флагами Великих морских держав. “Я должен подчеркнуть, что Израилю не следует брать на себя ответственность за начало военных действий, — предупредил Джонсон. — Израиль не останется в одиночестве, если только он не решится действовать самостоятельно”. Эвен поблагодарил президента за понимание ситуации и откланялся. После этого разговора Джонсон сказал одному из своих советников: “Я-то приготовился к основательной дискуссии — но мне попался легковес, а с ним удалось обойтись и пустыми словами”.

Эвен, со своей стороны, был убежден, что ему удалось добиться серьезной международной поддержки, и об этом он размышлял, возвращаясь домой ночью 26 мая. Впоследствии он писал в своих мемуарах, что смог выиграть драгоценное время для перевооружения Израиля, получив американские заверения в понимании ситуации. В сущности, он выиграл время также и для Египта с его арабскими союзниками, которые смогли закрепиться на местности и усилить свои позиции. Прилетев в Израиль утром 27 мая, он сразу же отправился на заседание кабинета министров в Тель-Авив. Военное командование выступало в пользу немедленного упреждающего удара. Эвен тут же объявил о том, насколько важно выждать до тех пор, пока не будет обеспечено политическое согласие американцев. Его позицию подтвердила и телеграмма от Джонсона, только что полученная Эш-колем: “Будучи вашим другом, я хочу подчеркнуть еще раз сказанное мною вчера господину Эвену: Израиль должен воздерживаться от упреждающего удара и не брать на себя ответственность за начало военных действий”. Президент США уверял Эшколя в том, что Соединенные Штаты и Великобритания проводят неотложные консультации относительно формирования международной группы конвойных судов и что “другие страны со всей решительностью поддерживают эту идею”. С учетом этой информации израильское правительство приняло решение отложить начало военных действий.

Следует отметить, что ни один из израильских министров не питал ни малейших иллюзий относительно роли ООН в разрешении кризиса. Вернувшись из Каира 26 мая, У Тан представил свой отчет Совету Безопасности и призвал “все заинтересованные стороны к максимальной сдержанности”. Соответственно, в период с 29 мая по 4 июня необходимость воздерживаться от военных действий была основной темой в Совете Безопасности. Один лишь Артур Гольдберг[176], представитель США в ООН, в своем выступлении объединил призыв к сдержанности с требованием немедленно прекратить египетскую блокаду. На это арабские представители ответили, что Акабский залив является внутренним водным путем, “в полной мере находящимся под арабским суверенитетом”. Наконец, 31 мая Совет Безопасности ООН выступил с призывом к арабским странам и Израилю “использовать возможности международной дипломатии” для разрешения конфликта. Эта резолюция, предложенная Гольдбергом, будучи малоубедительной сама по себе, была к тому же отвергнута Египтом, Индией и Советским Союзом, которые поверили в то, что Израиль теперь уже полностью беспомощен. Чтобы усилить впечатление театра абсурда, Совет Безопасности принял к тому же решение объявить перерыв на два дня и действительно собрался на следующее заседание только 3 июня. Но и тогда мало кто из делегатов готов был рассматривать возможность принятия резолюции. Полностью игнорируя взрывоопасность ситуации в ближневосточном регионе, делегаты в три часа двадцать минут пополудни проголосовали за то, чтобы возобновить заседание лишь 5 июня после полудня. С самого начала и до конца заседания Совета Безопасности продемонстрировали несостоятельность, нерешительность и безвольность этого органа ООН.

Обещания Джонсона относительно решительных действий США по формированию международной группы конвойных судов, как вскоре выяснилось, тоже были пустыми словами. Прилетев 2 июня в Вашингтон, премьер-министр Великобритании Вильсон не без смущения признался, что его правительство, как оказывается, не видит возможности присоединиться к участию в такой группе, если это связано с применением силы. Лестер Пирсон[177], премьер-министр Канады, тоже пошел на попятный. Что же касается администрации Соединенных Штатов, то, как сказал Линдон Джонсон в дружественном и полном сожалений послании Эшколю, она не в состоянии действовать без одобрения конгресса, да к тому же “руководство страны придерживается мнения, что нам не следует действовать в одиночку”. Ясно, что Эвен составил неверное представление о своем визите в Вашингтон. Соединенные Штаты не собирались оказывать Израилю никакой помощи. Американские заверения, сделанные в 1957 году, оказались не имеющими никакой силы по прошествии всего лишь десяти лет.

Тем временем Израиль стал готовиться к войне. Городские улицы опустели, на шоссе практически не было видно гражданского транспорта, в городах по ночам царила тишина. Была закрыта грандиозная тель-авивская сельскохозяйственная выставка “Агр-Экспо”, на организацию которой было затрачено столько времени и денег. Стекла автомобильных фар были выкрашены в синий цвет. Заделывались окна домов, чтобы уберечь детей от осколков. Парки были переданы под места захоронения, и раввины готовили эти места для погребений. Органы гражданской обороны размножали инструкции по идентификации тел и проведению похорон. Создавались запасы нейлоновых мешков для погибших, выделялись средства для гробов и надгробных плит, готовились бланки свидетельств о смерти.

Царящая в стране атмосфера подавленности объяснялась не отчаянием, она была связана с ощущением собственного бессилия и чувством разочарования. Эти дни неопределенности, несомненно, дали Армии обороны Израиля возможность завершить приготовления к боевым действиям — но при этом неопределенность и ожидание неизвестного имели негативные психологические последствия. Однако — что хуже всего — к тому же обозначилось явно кризисное положение дел в руководстве страны. Вечером 28 мая было назначено выступление Эшколя по радио. Вся страна ждала разъяснений и указаний — гражданское население у себя дома или в кафе, военные — в бараках или палатках, собравшись вокруг переносных приемников. Эшколь говорил так, что хуже не придумаешь. Он пришел в радиостудию прямо с заседания правительства, и у него даже не было возможности просмотреть окончательный текст своего выступления. Он начал с сообщения о египетской агрессии, но затем сказал нечто успокаивающее, вроде того, что правительство приняло решение выждать некоторое время и “настоять на том, чтобы международные организации приняли меры по обеспечению свободы судоходства в Тиранском проливе для судов под всеми флагами”. В выступлении была фраза, которую премьер-министр никак не мог разобрать, и он какое-то время запинался и заикался, прежде чем