и Сирии, что мы не намеревались начинать военные действия. Мы вовсе не собирались вмешиваться в их внутренние дела. Все, чего мы хотим от этих стран, — занять такую же позицию в отношении Израиля. Мы ожидаем визита У Тана на Ближний Восток и внимательно изучим результаты, которые будут достигнуты в ходе этого визита”.

Очевидно, что такого рода заявления вряд ли могли остановить Насера в его намерениях.

Возобновление блокады

Поздно ночью 21 мая, в полном согласии с решением своего правительства и призывами других арабских стран, Насер принял судьбоносное решение. На рассвете две египетские подводные лодки, эсминец и четыре ракетных катера прошли через Суэцкий канал в направлении Красного моря. На следующий день Насер сделал зловещее заявление: “Тиранский пролив является частью наших территориальных вод. Ни одно израильское судно больше не вправе находиться в этих водах. Мы также запрещаем перевозку стратегических материалов, направляемых в Израиль на судах, идущих не под израильским флагом”.

Над Израилем нависла смертельная угроза. Ведь Тиранский пролив и Акабский залив стали израильскими воротами в Африку и Азию. В 1966 г. в порту Эйлата было обработано более 1 млн тонн грузов, что составило 30 % израильского экспорта полезных ископаемых, и этот порт стал одним из основных ближневосточных центров транзитной торговли. Это был, по сути дела, основной нефтяной порт Израиля, и трубопровод связывал его со средиземноморским Ашкелоном. Помимо всего прочего, Насер превосходно понимал, что его действия прямо противоречат юридическим нормам, особенно после того, как в 1957 г. Великие морские державы подтвердили статус Акабского залива как международного морского пути. Неудивительно, что в Москве были поражены тем, как Насер решился пойти на риск нарушения международного права. Хотя СССР в очередной раз выступил в поддержку арабского дела, имеются доказательства (ставшие в свое время всеобщим достоянием), что в Советском Союзе были тем не менее возмущены тем, что Насер осмелился решиться на такой шаг без консультации с Москвой. В Министерстве иностранных дел СССР немедленно стали подбирать кандидата на должность нового советского посла в Каире, чтобы заменить дипломата, допустившего подобное развитие событий.

К полудню 23 мая в Израиле была завершена всеобщая мобилизация. Прекратилось автобусное сообщение, поскольку все транспортные средства использовались для оборонных нужд. Были отменены собрания в общественных местах. Улицы городов опустели, в кафе сидели считанные посетители. Занятия в школах прекратились, поскольку учащихся использовали в качестве почтальонов и посыльных. По всей стране люди начали поспешно рыть траншеи. Штабы гражданской обороны распространяли инструкции по оборудованию бомбоубежищ, подготовке комплектов первой помощи, работе со средствами огнетушения. Тысячи израильтян бросились заблаговременно платить налоги, осознав, что у государства может возникнуть нужда в денежных средствах. Министерство обороны получало самые различные пожертвования — от наличных денег до обручальных колец. Премьер-министру Финляндии Рафаэлю Паасио[173], находившемуся в это время в стране с визитом, было дипломатично указано на целесообразность сокращения сроков его пребывания. Посольства обратились к гражданам своих стран с призывом покинуть страну. Авиакомпания Эль-Аль отменила групповые рейсы, и ряд иностранных авиакомпаний направил самолеты в Израиль, чтобы эвакуировать тысячи туристов.

Тем временем в Иерусалиме продолжалось — без перерыва — заседание кабинета министров. Начальник Генерального штаба Ицхак Рабин заверил правительство, что Израиль в состоянии выиграть войну, хотя и ценой немалых потерь. Аба Эвен, в свою очередь, предупредил своих коллег об опасности совершения той же ошибки, что и в 1956 г., когда и США, и СССР проголосовали в ООН против Израиля. Министр иностранных дел имел в виду, что следует учесть полученное из Вашингтона день тому назад послание, в котором высказывалась просьба не реагировать на египетскую блокаду и не посылать суда через Тиранский пролив на протяжении ближайших сорока восьми часов, пока Соединенные Штаты будут принимать меры по разрешению кризиса. Эвен отметил, что он уверен в твердости реакции США — ему стало известно о ноте, направленной Госдепартаментом в Москву, где, в частности, говорилось: “Соединенные Штаты Америки будут рассматривать всякое посягательство на свободу судоходства в Тиранском проливе, вне зависимости от того, под каким флагом — израильским или иным — идет судно, как акт агрессии, и Израиль, по мнению США, имеет право принимать соответствующие меры оборонительного характера”. Строго говоря, резкость этого послания отражала не столько даже мнение Госдепартамента, сколько личную позицию президента США Линдона Джонсона[174], который 23 мая направил Насеру свое послание, выдержанное в столь же решительных тонах.

Великобритания также отреагировала на закрытие пролива в значительно более категорической форме по сравнению с ее реакцией на прекращение мандата Чрезвычайных сил ООН. Премьер-министр Вильсон направил Джонсону телеграмму с предложением неотложных международных действий для разблокирования Акабского залива и послал в Вашингтон заместителя министра иностранных дел Джорджа Томсона и адмирала Э. Л. Т. Гендерсона для переговоров с американскими руководителями. Такое развитие событий подтвердило мнение Абы Эвена относительно целесообразности ряда кратких визитов в столицы стран Запада, с тем чтобы выяснить, насколько реальна возможность решения кризиса дипломатическим путем. Кабинет согласился с этим мнением — хотя один из министров и предложил направить с таким визитом Голду Меир как более жесткого и менее склонного поддаваться на уговоры политика. Оскорбленный до глубины души, Эвен пригрозил немедленной отставкой, после чего возражения были сняты, и ранним утром 24 мая он вылетел в Париж, а затем в Лондон и Вашингтон.

Собственно говоря, никто даже из числа критиков министра иностранных дел не сомневался в его профессиональных способностях. Родившийся в Южной Африке, в семье иммигрантов из Литвы, Эвен блестяще окончил Кембриджский университет по специальности “восточные языки”. Во время войны он служил в Палестине в качестве офицера связи британской армии с Гаганой, а затем работал в политическом отделе Еврейского агентства. С 1947 по 1959 г. Эвен защищал интересы сионизма в ООН, прославившись своими ораторскими способностями, причем последние десять лет он совмещал пост израильского представителя в ООН с обязанностями посла Израиля в Вашингтоне. Затем он был избран в кнесет, занимал ряд министерских постов и, наконец, в 1966 г. стал министром иностранных дел Израиля. Плотного сложения, в очках, строгий в общении, Эвен, с его тонким вкусом и любовью к красивой жизни и личной популярности, пришелся не по нраву многим израильтянам. Знакомые и сослуживцы чувствовали себя неуютно при общении с ним, и причиной тому был не только его откровенный снобизм. Внешнеполитические идеи Эвена расходились со старомодными и общепринятыми представлениями и концепциями, свойственными сторонникам Бен-Гуриона. Он уделял излишнее — как представлялось многим — внимание мнениям и одобрительным отзывам, звучавшим на Западе, и особенно в США. Та изоляция, в которой оказался Израиль