– Мать потеряла покой и натурально помешалась. Она быстроперебралась на другую квартиру, и началось! Проживем год – и опять переезд. Мнесначала даже прикольно казалось: каждый раз новые люди, новые учителя. Но потомнадоело. Я начал возмущаться, а мать вечно какие-то объективные причинынаходила. Первый этаж, очень страшно; последний этаж, слишком жарко; на стенегостиной грибок; дом стоит в нехорошем месте; у нее на соседей аллергия… И такдо бесконечности; пока она не заболела, не успокоилась. Впрочем, моеприсутствие ее как-то сдерживало, а когда я в армию ушел, она за два годаухитрилась шесть раз прописку сменить. Командир меня к нотариусуотпускал-отпускал, потом не выдержал и спросил: «Слышь, Коротков, твоя матьчто, того?» Я и сам стал ее сумасшедшей считать. Хотя, если разобраться, онаполностью адекватная: говорит нормально, хозяйство ведет, на службу ходит. Чегоеще надо? А переезды… Мало ли у людей фишек…

И только перед смертью Вера Павловна открыла тайну: онабоялась оказаться в руках убийцы.

– Только он адрес разведает, а я уже в другом месте, –шептала умирающая. – Юрочка, пообещай, что долго в одном месте жить не станешь.Я этого Андрея в нашем дворе видела! С бородой и усами!

Юра дал матери обещание и пошел к лечащему врачу с просьбой вызватьк больной психиатра. Похоже, у Веры Павловны от переживаний окончательно снеслокрышу.

На следующий день Короткова умерла. Юра похоронил мать, аеще через неделю в его квартиру влезли воры и перевернули все вверх дном…

Детектив опять прервал рассказ. Встал, распахнул окно,вытряхнул на улицу окурки из пепельницы и, провожаемый моим укоризненнымвзглядом, сел на место.

– Очень мне история с ограблением не понравилась, – сказалон. – Конечно, не исключено, что в дом вломилась обычная шушера. Мама незадолгодо кончины въехала в очередные хоромы, с новыми стеклопакетами. А что думаетмелкий тырщик? Изучает фасад многоэтажки. Ага, свежие рамы, значит, хозяеванедавно ремонт делали, небось денежки водятся, либо техника хорошая или шуба навешалке. Подбирает ключи, и вперед. Вполне вероятно, что именно так ипроизошло, но тут мне вспомнился мамин рассказ… Короче, я решил покопаться всемейной беде, выяснить, что к чему. И такое выползло!

– Какое? – Я засучила от нетерпения ногами. – Хватитпредисловий, переходи к сути!

Юрий начал с дела отца, позвонил кое-кому из приятелей идобрался до папок. Стало ясно, что был свидетель, который, находясь в кабинкетуалета, через дырку в двери видел, как Владимир вылезал в окно, а потомвозвратился в кафе тем же способом. Коротков выписал адрес парня, поехал кнему, но поговорить не смог: свидетель год назад женился на немке и укатил вГерманию. Зато официантка из «Одуванчика», девица по имени Амалия Евстигнюк,рассказала ему кучу интересного.

– Я тот день до смерти не забуду! – зачастила Амалия,вспоминая события рокового дня. – Тот мужик… э… как же его звали… ну у когожена с дочерью погибли…

– Андрон, – подсказал Юрий, недавно читавший дело.

– О! – подняла палец Амалия. – Он их словно сам на смертьопределил. Так спорил!

В душе Юрия проснулась ищейка.

– С кем? – вздрогнул он.

– Да с женой, – затрещала Евстигнюк.

Из бестолкового, изобилующего ахами, охами и ненужнымиподробностями рассказа Юрий вычленил главное, и оно выглядело странно.

Когда Люся, держа на руках маленькую Зоечку, вошла в«Одуванчик», она сказала мужу, который вел Юлю:

– Сядем в глубине.

– Там кухня, – поморщился Андрон.

– Не хочу у окна, – уперлась жена.

– Смотри, как там здорово, – начал уламывать ее супруг.

– Чего хорошего в дороге? – нахмурилась Люся.

– Я сяду за столик у окна, – категорично заявил Андрон.

– А я нет, – отрезала Люся.

– Вечно ты недовольна, – упрекнул муж, – постоянно ноешь:сижу дома, устала от детей… Я решил сделать тебе сюрприз, зову в кафе, а тызатеваешь свару, где сидеть.

– Мне не нравится, когда вот так, спешно, – надулась Люся. –Прибежал, детей схватил… Надо было заранее предупредить, я бы голову помыла.

– Зануда, – не сдержался Андрон.

– Дурак, – не осталась в долгу баба. – Все, я ухожу!

– Стой, милая, – муж дал задний ход, – не будем ссориться,сядем у окна, поедим.

– Нет, устроимся там! – Люся ткнула рукой в глубину зала.

– А я здесь! – заявил Андрон. – Точка, я сел!

Жена с лицом мученицы устроилась напротив. Амалия принесламеню, а пара опять принялась собачиться.

– Дайте детский стул, – потребовал муж.

Амалия пошла выполнять просьбу, но ее остановила матьдевочек.

– Спасибо, не надо.

– Почему? – изумился муж.

– Юля так посидит.

– Не о ней речь! О Зое.

– Я возьму ее на руки.

– Тебе будет есть неудобно.

– Не беда.

– Несите стул.

– Не надо никакого стула.

– Вы уж определитесь, – вздохнула задерганная Амалия, – а тоя не знаю, кого слушать.

– Ставьте стул и тащите еду, – приказал Андрон.

Когда официантка принесла заказ, пара опять лаялась. Андронкрепко привязал Зою ремнем к сиденью и тщательно закрепил столик, а Люсястонала:

– Дурацкая идея! Не дай бог, пожар случится, как ребенкадоставать…

И ведь будто напророчила беду! После того как Леокадия,возвестив о надвигающейся смерти, схватила Юлю и еще одну девочку, сидевшуюрядом, и бросилась бежать, Андрон вместе с родителями второй крошки кинулся заясновидящей, а Люся, рыдая, пыталась вытащить Зою из стульчика.

– Получается, муж сам их убил, – говорила Амалия. – Сядь онив глубине кафе, грузовик бы до них не докатил, он аккурат в их места у окнавломился. А еще папаша так девчонку притачал! Ремень запутал, столиком прижал.С одной стороны, это правильно, нехорошо, если младенец с высоты бухнется, сдругой – держи Люся Зою на коленях, беды бы не случилось, подхватила бы ее иунеслась. Может, мать несчастье чуяла и поэтому спорила с мужем?