Женщина в дворцовом наряде и при регалиях. Фрейлина?

А вот и статс-дама, и еще одна, и снова… Платья похожи и женщины тоже, отличала их, пожалуй, лишь манера написания. Будто бы несколько живописцев взялись рисовать одну и ту же красавицу, а женщины, безусловно, были красивы.

Статные. Светловолосые. С правильными чертами лица. С полупрозрачными глазами того неопределенного цвета, который может оказаться как голубым, так и серым.

– Всегда берегли свою кровь, – заметил Глеб. – На редкость своеобразное семейство. Не думал, что у них есть интересы в этой глуши. Хотя…

Он замолчал, не договорив, а Анна не стала уточнять.

Гостиная была белой. И казалась бесконечной.

Светлые стены. Светлый ковер на светлом полу. Белый камин. И единственным ярким пятном – золоченые статуэтки, расставленные в продуманном беспорядке. Легкая мебель, явно привезенная, ибо прежде эта комната отличалась той небрежной провинциальной роскошью, где тяга к позолоте соперничает с любовью к фарфоровым расписным кошечкам.

– Доброго дня, – навстречу Анне поднялась женщина, будто сошедшая с портрета.

С портретов?

Она шагнула в мир, прихватив с собой часть дворцового блеска. О нет, на ней вовсе будто бы не было украшений, но она сияла.

Светилась. И затмевала собой что гостиную эту, что саму Анну в наряде, который и вправду оказался слишком ярким.

– Доброго дня, – Глеб склонился в поклоне. – Несказанно удивлен, узнав, что вы здесь. Прошу прощения, мы когда-то были представлены, но вряд ли вы запомнили нелепого юношу, робевшего перед вашей красотой.

– Ну что вы, как я могу забыть вас? Вы уже тогда показали себя удивительно галантным молодым человеком… – у нее был мягкий, чарующий голос. – К сожалению, современный мир меняется, и некоторые вещи уходят, боюсь, вскоре подобных вам вовсе не останется.

Анна остро чувствовала себя лишней.

– Когда мой сын сказал, что мы ждем гостей, я, признаться, несколько удивилась. Следует признать, что при всех многочисленных своих достоинствах…

Ее белое платье прямого кроя вдруг напомнило Анне саван. Очень дорогой. Изысканный. И все же саван. Он нежно обвивал фигуру, подчеркивая стройность ее, плавность изгибов, общее совершенство – над этой женщиной время, определенно, было не властно.

А перед смертью все равны. До чего странная мысль.

– Соседи все же далеки от привычных мне кругов. Да и сама я отвыкла от общества. Слишком долго вела уединенный образ жизни, чтобы вот так легко вернуться в свет. Однако я рада, что мои дети менее скованны и способны общаться не только с людьми.

– Матушка… ах, вы уже здесь! – Ольга ворвалась в комнату вместе с ветром, и дышать сразу стало легче. – Анна, я так рада, что вы решились принять приглашение, я боялась, что вы передумаете.

– Моя дочь, – женщина позволила себе отпустить Глеба. – Как всегда чересчур эмоциональна. И… любит удивлять.

Легкий оттенок неодобрения остался незамеченным Ольгой. В ярко-алом наряде она была красива, но не настолько красива, как ее мать.

– Куда мне до тебя, матушка. – Ольга подхватила Анну под локоть: – Идемте, я покажу вам дом. Его, конечно, только начали приводить в порядок.

– Ольга, я не думаю, что это уместно…

– Чай еще не подали? Значит, вполне уместно. И Олег где-то загулялся… вот почему ему никогда не делают замечаний, а мне так постоянно? На минуту опоздаю и…

– У мужчин могут быть дела.

– А у женщин нет?

– К слову, ты так и не представила свою… подругу, – пауза перед словом и тон, которым оно было произнесено, явно давали понять, что дружбу эту женщина полагает совершенно неуместной.

Возможно, стоило бы оскорбиться, но Анна просто ответила:

– Анна… Платоновна. Мещанка, – добавила она, поняв, что хозяйка дома ждет продолжения. – Не замужем. Сорока трех лет от роду…

– Я думала, вы моложе будете, – сказала Ольга, не скрывая удивления.

– У магов есть свои преимущества.

– Вы маг?

Анна лишь пожала плечами и призналась:

– Довольно слабый, к тому же необученный.

– А я хотела учиться, но матушка сказала, что у меня дар никакой и ни к чему тратить время. Я тоже подумала, что толку особого не будет, так что… но, может, потом? Как-нибудь… все-таки лучше учиться, чем замуж.

– Ольга весьма непосредственна. И порой забывает, что собиралась представить меня. – Холодок побежал по позвоночнику.

– Ах да… матушка чересчур хорошо воспитана, чтобы самой представиться. Как же… Евгения Братиславовна Холмогорова… графиня Холмогорова. И княгиня тоже, – поправилась Ольга.

И женщина слегка склонила голову.

– Некогда она блистала при дворе и теперь никому не дает об этом забыть.

– Ольга!

– Должна же я предупредить человека, что ты не сноб, а просто в силу привычки на остальных свысока смотришь.

Ветер коснулся щеки Анны, стирая румянец.

– Дом, – тихо сказала она. – Вы собирались показать мне дом.

– И сад, – Ольга потянула Анну за собой. – Не переживайте, чаепития мы не пропустим. Иногда мне кажется, что, если я вздумаю вдруг отказаться от чая, меня просто-напросто свяжут и силой усадят за стол. И неважно, хочу я пить чай или не хочу, главное, чтобы по заведенному порядку… Я не слишком быстро иду? Извините, но я и вправду чересчур эмоционально все воспринимаю, обычно матушка сразу дает понять неугодным гостям, что им в доме не рады. А это неправда. Раньше я терпела, но ведь это и мой дом тоже, так ведь?

– Не знаю.

Ветер увязался с ними. Он запутался в мелких кудряшках Ольги, прицепился к шелкам ее вызывающего наряда, к которому вернулись краски, стоило покинуть комнату.

Ветер прихватил с собой тяжелый лилейный аромат. И запах духов столь изысканных, что от него чесалось в носу.

– Просто мама, она такая… папенька ее боготворил. Дед единственный, пожалуй, кто мог ей возразить. И возражал. Они иногда ругались, и тогда в доме все затихало. Нет, не подумайте, что мама с кем-то жестока. Она и голос-то на моей памяти не повышала. Даже когда я пролила на ее платье чернила… случайно, к слову. Так вот она не кричала, а просто перестала заглядывать в классную комнату.

Вздох.

И коридор. Дверь, к которой Ольга прислоняется спиной, переводя дух.

– Она особенная. Я ее люблю, но иногда… иногда мне хочется сбежать отсюда. Я бесконечно устаю от всех этих «не принято», «недостойно», «не положено», я ненавижу акварели и клавесин. Тоже смех… Олегу играть нельзя, а мне надо, хотя таланта ни капли. У меня вообще нет слуха, но почему я должна это преодолевать?! Мне нравятся, в конце концов, мои недостатки. И не нравится ее упрямое желание выдать меня поскорее замуж. Прости, ради бога, просто накипело.