– Простите?

– Значит, нет. Хотя, конечно, мне следовало бы догадаться, – ей безумно шла улыбка. – Это вы тот несносный некромант, чье присутствие рискует разрушить весь план.

– Какой план?

– Деньги. Дело исключительно в них. Как ни печально это осознавать, но времена, когда людям благородным не пристало было думать о подобной низости, ушли. И теперь даже в высшем свете все так или иначе сводится к деньгам. Из этого города выйдет вполне приличный курорт, – Евгения поглаживала одной рукой другую. Пальцы ее были тонкими и длинными, ногти – аккуратными, и Глеб не мог сказать с уверенностью, сияли ли они благодаря лаку, либо же сами по себе. – Население империи растет. Богатеет. Что, наверное, хорошо, потому как я еще помню те времена, когда только и разговоров было, что об очередном голодном бунте… Хоть с чем-то он справился.

Евгения умела держаться так, что хотелось смотреть, любоваться ею, безусловно, совершенной, достойной стать произведением искусства.

Но почему в коридоре не было ее портрета? Или еще не время? Или неудачный брак закрыл ей путь ко дворцу, а старый Ильичевский так и не простил дочь, неуместной любовью нарушившую его планы?

– Чем более состоятельны люди, тем больше они хотят тратить, в том числе и на отдых. Хороший отдых в хорошем месте. Конечно, коронные курорты им будут не по карману, но если предложить нечто похожее внешне. Вы ведь знаете, что мещанам не дано разобраться в некоторых нюансах, но в целом проект перспективен. И вложений многих не требует. Я приобрела этот особняк… еще не знаю, останусь здесь или вернусь в родовое имение, однако через пару лет земля изрядно вырастет в цене. Вам стоит поговорить с градоправителем.

– Всенепременно.

– Полагаю, он предложит вам неплохие отступные за вашу школу. Соглашайтесь.

– Почему?

Евгения пожала плечами, и жест этот получился чересчур уж человеческим, почти разрушившим ее великолепие.

– Потому, что вам нет разницы, где обустраиваться. Отправьтесь в соседний город.

– А вы?

– Там порт. И пара рыбных заводов, которые вряд ли согласятся снести ради будущего курорта. Представляете, какая там вонь стоит?

Глеб представлял. И стало быть, отдыху вонь помешает, а вот учебе будущих темных – ничуть. И конечно, в этом есть толика здравого смысла, но стало обидно.

По-детски так обидно. Иррационально.

– Не стоит, – Евгения покачала головой. – Вы сами понимаете, что я права. Да и слишком многие люди заинтересованы в этом деле. Более того, для некоторых, кому свойственно чрезмерно увлекаться, это вопрос выживания.

– Я учту.

Стоит предупредить Мирослава, который определенно впадет в немилость, связавшись с ними. И Земляного, чтобы вел себя аккуратней.

– Хорошо. Хотя я знаю, что темные порой отвратительно упрямы. Папа говорил, что это черта характера, свойство силы, но, как понимаю, не только темной, – Евгения указала на второе кресло. – Присаживайтесь. Ваша спутница тоже проявила просто-таки раздражающее упорство. Ей не единожды предлагали продать дом. Убедите ее согласиться. Цена весьма неплоха. Не поймите превратно, но именно на этой улице не хотелось бы видеть посторонних.

– Она прожила здесь не один год.

– И что с того? – изящно приподнятая бровь, выражение легкого недоумения, которое скорее маска и часть великосветской игры. – Вы же понимаете, о чем я. На белой улице мещанину делать нечего, и неважно, сколько у него денег. Я уже рекомендовала это место некоторым людям, и мне бы не хотелось их разочаровать.

Может, попросить у Земляного еще голема? Есть у него в запасе тварь-другая. И защиту обновить, потому что угроз не прозвучало, но Глеб понял.

Действительно понял. И склонил голову.

– А еще мне не нравится Ольгина увлеченность этой женщиной. Может, вы обратите на девочку внимание?

– Для чего?

Эта совершенная белая комната вдруг показалась ему грязной. Белой, но все равно грязной.

А главное, что все-то ему в этой игре знакомо. Жесты. Маски, сменяющие друг друга. Полутона речи, благодаря которым Евгения играет со смыслами.

Нет, не зря Глеб покинул Петергоф, хотя Николай и предлагал остаться. Весьма настойчиво предлагал. И место обещал при дворе с немалой перспективой, да только тошно там. Тесно.

– Меня давно уже не огорчает ее выбор знакомств. Понимаю, что это все юношеский максимализм. Ей хочется доказать, что она самостоятельна. Да и супруг мой пусть был хорошим человеком, но баловал ее безмерно. Ольга склонна к эпатажу, а порой совершенно неуправляема. Мне бы не хотелось, чтобы она оказалась под чьим-то дурным влиянием.

– Возможно, вам стоит больше доверять дочери.

Евгения улыбнулась этак, с оттенком снисходительности, всем видом показывая, что она, конечно, доверяет, но не настолько же, чтобы позволить несмышленой девочке обзаводиться ненужными знакомыми.

Впрочем, она помнила правила. И улыбка изменилась. А в глазах блеснул лед. Но княгина произнесла:

– Впрочем, что это мы все о делах и о делах. Расскажите лучше, кто сделал это прелестное чудовище? В нынешних обстоятельствах я бы не отказалась приобрести нечто подобное.

Чудовище держалось подле Анны, и одно это обстоятельство действовало на Глеба успокаивающе.

– Боюсь, он существует в единственном экземпляре.

– И создать второго…

– Это не ко мне.

– Тогда тот юноша со скверным характером? Вы не можете быть так жестоки…

Мягкий этот голос обволакивал, он тревожил тьму, и та, оживая, нашептывала, что, если бы тогда, раньше, Глеб не струсил, ему не пришлось бы выслушивать все это. И что еще не поздно.

Шея у княгини тонкая, белая, такую двумя пальцами переломить можно. И если Глеб рискнет, то ему станет хорошо. Он получит удовольствие. Редкое удовольствие от чужого страха.

– Боюсь, – ему с трудом удалось заткнуть тьму, – это не в моих силах, но я…

Вечер был… тяжелым.

Чай. И разговор, который тянулся и тянулся, но как-то мимо Анны. О ней будто бы забыли, и нельзя сказать, чтобы специально, просто…

Евгения царствовала. И за столом в том числе. Она была мила. Очаровательна. Весела. Утомительна.

Она была, и только она. Рядом с нею не оставалось места собственным детям, что уж говорить об Анне. И ей лишь хотелось, чтобы эта пытка закончилась. Когда-нибудь.

И она, опустив руку под стол – вряд ли стоило надеяться, что это осталось незамеченным, – пересчитывала чешуйки на морде Аргуса. А тот тыкался влажноватым носом в ладонь и норовил поймать пальцы.

– А ваши родители…

– Простите? – Анна отвлеклась от собственных мыслей и, вытащив руку из пасти голема, осторожно вытерла ее о платье. – Задумалась.