(18.VII.1910), а газеты громят его за мракобесие, упирая на том, что он якобы отрицал существование холерных вибрионов. Говорит он слушателям: «Не горюйте, что вы не образованы и не культурны, а заботьтесь о чистоте сердец», а «Царицынская мысль» печатает от его имени: «Как вы жили без образования, благочестивой, скромной жизнью, так и живите без него».

Впрочем, кое-какие его резкие выражения или шутки все-таки сохранялись, но, будучи вырванными из настоящего контекста, утратившие шутливую интонацию устной речи, выглядели, как бред сумасшедшего.

За эту привычку извлекать из каждой проповеди только худшее о. Илиодор прозвал репортеров «стервятниками»: подобно этим птицам, они интересовались только падалью. Неунывающие стервятники в ответ намекали, что, следовательно, иеромонах сам представляет собой эту падаль.

Силами простых провинциальных репортеров создавалась дурная слава, окружавшая иеромонаха. В силу удаленности Царицына от столиц настоящие журналисты долгое время в глаза не видали о. Илиодора и судили о нем исключительно по царицынским статьям и телеграммам своих царицынских корреспондентов, то есть, по-видимому, тех же самых репортеров «Вестника» и «Мысли».

О. Павел Беляев с удивлением отмечал, что «необычайную известность» его собрат приобрел благодаря левым газетам. «Они занимались и продолжают усиленно заниматься им до сих пор. Они создали не менее 2/3 его известности!!.». Этот взгляд разделял В. Г. Короленко, укорявший сотрудника «Царицынской мысли»: «Раздули вы его, батенька, раздули… Ну, зачем его так рекламировать? Сенсации создают газеты. Ведь и личность-то не такая уж интересная, а сколько говорят и пишут о ней. А всё печать. Кто сделал Пуришкевича? Печать. Кто создал Илиодора — тоже печать». Другой публицист всерьез рекомендовал решить илиодоровский вопрос запретом царицынской печати писать «об Илиодоре».

Газетный Илиодор и настоящий Илиодор — это два разных человека. «Таким, как изобразила меня левая печать, я сам себе противен, — говорил он. — Точно я разбойник или зверь какой кровожадный».

Охочая до сенсаций, царицынская печать окончательно испортила и без того плохую репутацию о. Илиодора. «Не менее ¾ обвинения о. Илиодора создала местная литература», — говорил преосв. Гермоген, отмечая, что «местная дьявольская печать» по делу о. Илиодора «сыграла громадную роль, так как ввела в заблуждение не только общество, Синод, но чуть ли и [не] Царя». «Левые газеты погубили меня…», — подытожил сам иеромонах впоследствии.

Самым могущественным противником о. Илиодора на новом месте стал полицмейстер Бочаров. Это лицо сыграло роковую роль в судьбе несчастного иеромонаха. Действия Бочарова выдают в нем самодура, упивающегося своей властью над городом и не терпящего никаких пререканий. «…кажется, Бочаров, действительно, — полицейская свинья», — писал Л. А. Тихомиров, ознакомившись с делом по газетным материалам.

Отношение полицмейстера к господствующей церкви наглядно показывает любопытный документ — рапорт Бочарова 21.VII.1908 о крестном ходе, совершенном в городе во время эпидемии холеры и затянувшемся допоздна. «В 12 часов ночи, видя, что звон не прекращается, я, находя, что таковой нарушает общественную тишину и порядок, нарушая без всякой надобности ночной покой обывателей, приказал чинам полиции прекратить звон, что и было исполнено, но толпы народа, с духовенством во главе, еще продолжали ходить по городу до 1 часа ночи, наводя на всех уныние своей обстановкой и пением». Таким образом, колокольный звон Бочарова раздражал, а церковное пение приводило его в уныние.

Возненавидев дерзкого монаха еще в ноябре, полицмейстер за зиму не остыл. Стоило о. Илиодору поселиться в Царицыне, как Бочаров принялся придираться буквально к каждому шагу нового священника, рассчитывая выжить его из города. Жертва справедливо отмечала, что отношение к ней г. полицмейстера обострилось «без уважительных причин». Вся беда была в самолюбии Бочарова, а не в каких-либо поступках о. Илиодора.

Полицмейстер и печать действовали против иеромонаха сообща. Материалы для доклада губернатору Бочаров заимствовал из газетных статей, к которым, по-видимому, имел доступ еще до выхода в свет. Вот, например, отрывок из рапорта полицмейстера 11.VIII.1908:

«Вся речь была построена на отождествлении понятий „вера православная“ и „личность иеромонаха Илиодора“, дабы внушить народу, что какие бы то ни было сообщения о личности Илиодора суть оскорбление веры православной и Бога».

А вот что на следующий день написала об о. Илиодоре «Царицынская жизнь»:

«В дальнейшем его речь была построена на том, что всякие оскорбления, наносимые ему лично, наносятся в то же время православной церкви.

— Я и православная церковь, — [нрзб] иеромонах, — это одно и то же. Говоря дурное обо мне, газетчики кощунствуют на православную церковь».

Полицмейстер не скрывал от репортеров, что пересылает их отчеты губернатору и что благодаря этому священник будет удален из Царицына. «Руководясь отношением полиции», сотрудники не стеснялись в выражениях.

Лишь 22.X.1910 губернатор гр. Татищев принял меры против травли, передав редакторам через другого уже полицмейстера, что если нападки не прекратятся, то газеты будут подвергнуты взысканию. Запоздавшее на пару лет предупреждение возымело свое действие: царицынская печать несколько приутихла, особенно «Вестник». Однако уход губернатора вернул положение на круги своя.

Первые политические шаги

Кроме монастыря, о. Илиодору было неофициально дано еще одно послушание — укрепление местного отдела «Всероссийского православного братского союза русского народа». Эту организацию, параллельную «Союзу русского народа», но в более церковном духе, создал преосвященный Гермоген, находя, что Союз недостаточно поддерживает господствующую церковь. Конфликт между архиереем и саратовскими союзниками был настолько острым, что вскоре дошел до скандала: 1.VIII.1908 владыка не допустил их участвовать в крестном ходе, а когда те стали спорить — с амвона предал весь совет Союза анафеме.

В Царицыне отделы обеих организаций мирно сосуществовали. Союзники и братчики проводили совместные беседы. Но численное преимущество оставалось на стороне Союза, а «Братский союз» пребывал в плачевном состоянии.

Пребывая в заблуждении относительно подлинного соотношения сил, преосв. Гермоген не сознавал сложность поручения, данного им о. Илиодору. В маленьком уездном городке, не богатом патриотическими силами, реанимировать «Братский союз» можно было только в ущерб «Союзу русского народа». Такая задача требовала от ее исполнителя исключительного такта, которым иеромонах никогда не отличался.

В ближайший воскресный день после приезда (2.III) о. Илиодор произнес первую речь на собрании союзников в городской народной аудитории. Был аншлаг. Собралось около 600 чел. Послушать всероссийскую знаменитость собрались представители всех сословий — кто с искренним интересом, а кто из пустого любопытства. «…на лицах не только светских, но и духовных, была видна злая и ехидная усмешка».

Сначала о. Илиодор как миссионер произнес религиозную проповедь с анафематствованием еретиков и обличением иноверцев. Затем, после доклада В. Н. Рысина о недавнем съезде «Союза русского народа», иеромонах продолжил тему рассказом про «другую сторону стены», т. е. изнанку этого учреждения. По мнению о. Илиодора, вместо раздачи своей земли крестьянам помещики вступают в союз, чтобы поддержать самодержавие, гарантирующее неприкосновенность частной собственности. Собственно говоря, это были излюбленные идеи