— Я бы все-таки хотел побеседовать с вами… Дело в том,что…

Ввести в курс крашеную бабенку так и не удалось: за спинойГурия послышались шаги. И по тому, как засаднила рассеченная бровь и занылушибленный лоб, лейтенант понял, что это Еленочка.

Василиск обманул бдительность Гурия Ягодникова и вернулся.

— Слушай, возьми у Гжеся ключи от машины… — бросиларыжая, приближаясь к Гурию и несговорчивой бабенке. — Не хочу подходить кэтим скотам…

— Думаешь, я горю желанием? — Бабенка перевелавзгляд с Гурия на Еленочку и моментально оценила обстановку. — Ладно,сейчас схожу. А ты поговори пока с представителем власти. У него для нас имеетсяинформация… Рекомендую, лейтенант, лучшая подруга покойной Афины. Ей будетинтересно все, что вы скажете.

Представив Еленочку напрягшейся спине Ягодникова, крашенаяходко затрусила к распивочному столику.

— Я вас слушаю. — Василиск пощелкал погремушкамина конце раздвоенного хвоста, призывая Гурия к общению.

Придется оборачиваться, даже под страхом кастрации. Стоять кженщине (пусть фурии, пусть гарпии, пусть Медузе-горгоне) спиной — невежливо. Алейтенант Ягодников был вежливым милиционером. Натянув фуражку поглубже на лоб.Гурий развернулся на сто восемьдесят градусов, за чем последовала немая сцена.Сцена продлилась дольше, чем он предполагал.

— Вы?! — Она даже зажмурилась в детской надежде,что Гурий растворится в воздухе. — Это вы!.. Какого черта… Я так и знала,что добром не кончится.

— Лейтенант Ягодников, — второй раз за сегодняпробубнил Гурий.

— Черт! Только со мной могло это случиться…

Она вдруг засмеялась. Это был нервный истерический смех —такой неуместный в кладбищенской тишине, что казалось, что он развалит сейчасвсе памятники, ограды и обелиски. Но с памятниками и обелисками все было впорядке.

— Что же вы от меня хотите? — бросила рыжая, струдом приходя в себя. — Арестовать? Посадить в кутузку за наезд?

— Я хотел бы поговорить с вами об Афине Филипаки.

— Вы?! Вы-то к Афе каким боком?

— Как вы сказали? — удивился Гурий.

— Какое вы имеете отношение к Афине? — сразу жепоправилась Еленочка.

— Я веду ее дело.

— Только не это! — вырвалось у нее, и Гурий уловилв тоне василиска что-то оскорбительное. Для себя лично.

Посмотри на себя, трепетали ноздри Еленочки, посмотри насебя, суконное рыло, фанат реликтовой попсы, — какие дела ты можешь вести?О краже двух ливрей из костюмерной киностудии «Ленфильм»?

О порче кресельной обивки в БКЗ «Октябрьский»? О мелкомхулиганстве у служебного входа Ледового дворца?..

— Я веду ее дело, — упрямо повторил Гурий.

— Есть подвижки?

— Кое-какие, — Гурию хотелось поскорее отвязатьсяот Еленочки, и потому он перешел на телеграфный стиль дятла-вертишейки.

— Нашли убийцу?

— Нет. Но дело в том, что убийства не было.

— Как это — не было?

— Произошел несчастный случай. Вы знали, что у нее былобольное сердце?

— Понятия не имела. Впервые слышу — от вас. Она что,умерла от сердечного приступа?

— Не совсем так. До приступа дело не дошло. Очевидно, унее просто прихватило сердце, и она вышла в тамбур — подышать. — Гурий пособственной инициативе несколько приукрасил официальный бред капитанаЦелищева. — Сорвалась с подножки электрички, упала очень неудачно, врезультате чего оказался пробитым висок.

«Оказался пробитым висок!» — неужели подобное чудовищноесловообразование родилось в недрах его горла, воспитанного на безупречных ипочти хрестоматийных текстах венценосной Эдиты?

— Значит, оказался пробитым висок, — эхомоткликнулась рыжая. — Значит, вышла в тамбур подышать. Открыла дверь,значит?

— Да, — прошептал окончательно сбитый с толкуГурий.

— И как же она открыла дверь? Ведь двери в электричкахоткрываются и закрываются автоматически. Это даже дети знают.

— Что вы хотите этим сказать?

Она больше не смотрела на него, — впрочем, она и доэтого особенно на него не смотрела, — но теперь в этом игнорировании былогораздо больше смысла, чем секунду назад. Секунду назад Гурий все еще пребывалв своем милицейском статусе — пусть и незавидном, пусть и для кресельной обивкиконцертного зала «Октябрьский».

Теперь же он превратился в пигмея, в головастика, в садовуюулитку, раздавленную чьей-то неосторожной пяткой. Ничтожность лейтенантаЯгодникова была сопоставима.., была сопоставима… Вот черт, ее даже не с чембыло сопоставить!

— Что вы хотите этим сказать? — повторил свойничтожный вопрос ничтожный Гурий.

— Ничего. Я просто не думаю, что это — несчастныйслучай. Я думаю… Нет, я точно знаю, что это — убийство…

* * *

… Она оказалась идиоткой.

В квадрате, в кубе, в п-ной степени.

Главным действующим лицом заведомо провальных математическихформул. Каким образом получилось, что она — внучка академика, дочь профессора ивыпускница мехмата — не смогла решить простенький пример на вычитание? Нослучилось то, что случилось, — пример решили без нее.

А чахлым иксом оказался в результате флакон дорогогоодеколона «Сто видов Эдо».

Найдя его, она… Впрочем, ей еще придется осмыслить всюцепочку, последовавшую за флаконом. И попытаться связать все звенья — непропустив ни одного.

Переполовиненный флакон — это было первое, что увидела Лена,когда вернулась в гадюшник за Маслобойщиковым и Гжесем. Прямо на глазах употерявшей дар речи Лены мэтр вылил очередную порцию «Ста видов» в стакан. Иотправил густо пахнущие миндалем и гибискусом миллилитры себе в пасть.

— Что вы делаете, Гавриил Леонтьевич?! —пролепетала Лена, когда к ней вернулась способность говорить.

— Раре Satan, pape Satan aleppe! — выдал очереднуюлатинскую абракадабру мэтр, заглатывая содержимое стакана.

— Паразит! Забулдыга! — Лене не оставалось ничегодругого, кроме бессильной констатации в духе Светани.

— Прощаю! Всех прощаю! — Маслобойщиков задралбороду перпендикулярно потолку и разразился демоническим хохотом. — Всем —индульгенции!.. Раре Satan, pape Satan aleppe!.. Этой биксы груди, груди, мы,поверьте, не забудем!!!

От его рыка затрясся стол, а стаканы и бутылки в ужасеприльнули друг к другу.

А до сих пор спокойно наблюдавшая за происходящим буфетчицадаже вышла из-за стойки. И поманила Лену пальцем.

— Вы бы увели безобразника этого, — сказалаона. — Я здесь семь лет уже, всякое перевидала, — у нас тутгоп-компании собираются, будь здоров. Но такого…