– Тигр, – глухо пробормотал Джонни. – Тигр там, за голубым.За желтым.

Затем картины, образы, слова поглотил нарастающий,убаюкивающий рокот забытья. Джонни почудилось, что он вдыхает сладковатый едкийзапах, как от горящих автомобильных покрышек. На какой-то миг внутреннее око,казалось, еще больше открылось; голубое и желтое, все собой заслонившее, началоточно бы застывать… и откуда-то изнутри донесся женский крик, далекий иисступленный: «Отдай мне его, негодяй!»

Сколько же мы так стояли, спрашивал себя впоследствииДжонни. Кажется, секунд пять. Потом Стилсон начал высвобождать руку, вырыватьее, таращась на Джонни, при этом челюсть у него отвисла и лицо побледнело,несмотря на сильный загар, приобретенный за время летней кампании. Джонни виделво рту у кандидата пломбы в коренных зубах.

Взгляд Стилсона выражал нескрываемый ужас.

Ну! хотелось выкрикнуть Джонни. Ну же! Развались на куски!Сгинь! Рухни! Взорвись! Рассыпься! Сделай миру такое одолжение!

Двое молодчиков Стилсона, выхватив из карманов обрубкибильярдных киев, рванулись к ним, и Джонни оцепенел: сейчас они ударят его,ударят по голове своими штуковинами, и все поверят, что его голова – это всеголишь восьмой шар, который они с треском вгонят в боковую лузу, вгонят обратново мрак комы, и на этот раз он уже из нее не выберется, и, значит, никогда нерасскажет о том, что увидел, и не сумеет ничего изменить.

Полное ощущение краха – господи, это же был конец всего!

Он попытался шагнуть назад. Люди расступались, снованапирали, кричали от испуга – или от возбуждения? К Стилсону понемногувозвращалась уверенность, он осаживал телохранителей, умерял знаками их пыл.

Джонни не видел, что произошло дальше. Он зашатался, головаего бессильно упала, и веки начали смыкаться, как после недельного запоя. Затемубаюкивающий, нарастающий рокот забытья стал накрывать его, и Джонни сготовностью отдался этому забытью. Он потерял сознание.

– Нет, – сказал шеф тримбуллской полиции Бейсс, – вы ни вчем не обвиняетесь. Вы не под арестом. И не обязаны отвечать на вопросы. Но мыбыли бы очень признательны, если бы вы ответили.

– Очень признательны, – эхом отозвался мужчина в строгомкостюме. Его звали Эдгар Ланкте. Он служил в бостонском отделении Федеральногобюро расследований. Джонни Смит производил на него впечатление тяжелобольного.Над левой бровью у Джонни была припухлость, которая краснела на глазах. Падая,Джонни сильно ударился – то ли о туфлю кого-то из оркестрантов, то ли отупоносый ботинок мотоциклиста. Мысленно Ланкте склонялся ко второму. Неисключал он также и того, что в момент удара ботинок был на встречном движении.

Смит сидел белый как мел; он принял от Бейсса бумажныйстаканчик с водой и трясущимися руками поднес его ко рту. Одно векоподергивалось. Ни дать ни взять законченный убийца, хотя самым смертоносныморужием у него в машине были кусачки. И все же Ланкте отметил это про себя –профессия есть профессия.

– Что я могу вам сказать? – спросил Джонни. Он очнулся накойке в незапертой камере. Голова раскалывалась. Сейчас боль начиналаотпускать, оставляя ощущение странной пустоты. Будто из головы все вынули, апустоту заполнили ватой. В ушах звучала какая-то высокая нота – не звон, скореемонотонное жужжание. Девять часов вечера. Стилсон со своей свитой давно покинулгород. Все сосиски съедены.

– Можете рассказать, что там у вас произошло, – сказалБейсс.

– Было жарко. Наверное, я перевозбудился и упал в обморок.

– Это связано с какой-нибудь болезнью? – как бы между прочимспросил Ланкте.

Джонни посмотрел ему прямо в глаза.

– Только не надо играть со мной в прятки, мистер Ланкте.Если вы знаете, кто я, так и скажите.

– Знаю, – произнес Ланкте, – говорят, вы экстрасенс.

– Тут и не экстрасенс догадался бы, что агент ФБР играет впрятки, – сказал Джонни.

– Вы житель штата Мэн, Джонни. Там вы родились и выросли.Что житель Мэна делает в Нью-Гэмпшире?

– Преподает.

– Сыну Чатсворта?

– Повторяю: если знаете – зачем спрашивать? Или выподозреваете меня в чем-то?

– Богатая семья. – Ланкте закурил.

– Да, богатая.

– Вы что же, Джонни, поклонник Стилсона? – спросил Бейсс.Джонни не любил, когда незнакомые люди обращались к нему по имени. Этодействовало ему на нервы.

– А вы? – спросил он.

Бейсс издал губами непристойный звук.

– Лет пять назад у нас в Тримбулле устроили на целый деньконцерт фолк-рок-музыки. Место предоставил Хейк Джеймисон. Отцы города поначалуколебались, но все же пошли на это: должны ведь быть у молодежи какие-торазвлечения. Мы думали, на выгоне у Хейка соберется сотни две ребят. А пришлотысяча шестьсот человек, и все курили «травку», пили прямо из горлышка ивытворяли бог знает что. Отцы города не на шутку разозлились и заявили, чтовпредь они подобного не допустят. Тут наши детишки надули губки и спрашивают:«А что мы плохого сделали? Разве кого-нибудь избили?» Другими словами –валяйте, делайте что угодно, лишь бы без драки. Стилсон, по-моему, из этой жекомпании. Помнится, он еще…

– Джонни, у вас нет зуба на Стилсона? – перебил его Ланкте.– Между вами ничего не произошло? – Он отечески улыбнулся, как бы приглашаяоблегчить душу чистосердечным признанием.

– Полтора месяца назад я знать не знал, кто он такой.

– Ясно, но это не ответ на мой вопрос.

Джонни помолчал.

– Стилсон вызывает у меня тревогу, – произнес он наконец.

– Это тоже не ответ.

– Я так не считаю.

– А мы надеялись, что вы захотите нам помочь, – огорчилсяЛанкте.

Джонни перевел взгляд на Бейсса.

– Скажите, мистер Бейсс, у вас все, кто падает в обморок навстрече с кандидатом, проходят через руки ФБР?

Бейсс замялся:

– Ну… почему. Нет, конечно.

– Перед тем как отключиться, вы пожимали руку Стилсону, –сказал Ланкте. – Вид у вас при этом был болезненный. И Стилсон побелел какполотно. Вы очень везучий молодой человек, Джонни. Его друзья-приятели моглисделать из вашего черепа избирательную урну. Они уже решили, что вы против негочто-то задумали.

Джонни смотрел на Ланкте с возрастающим изумлением. Онпоглядел на Бейсса, затем снова на агента ФБР.