Джонни направился к автобусу. Нго стоял рядом с высокиммужчиной в диагоналевом костюме и двумя китаянками.

– Привет, Нго, – сказал Джонни.

– Джонни! – просиял Нго. – Вот так встреча! Сегодня великийдень в Нью-Гэмпшире, правда?

– Должно быть, так, – ответил Джонни.

Нго представил своих спутников. Мужчина в диагоналевомкостюме оказался поляком, женщины – сестрами с Тайваня. Одна из них сообщилаДжонни, что мечтает пожать руку кандидату после встречи, и, конфузясь, досталаблокнот для автографов, лежавший у нее в сумочке.

– Я так счастлива, что я в Америке, – сказала она. – Нокак-то здесь странно, правда, мистер Смит?

Джонни тоже многое находил странным, поэтому он не мог несогласиться.

Два преподавателя, приехавших с классом, начали собиратьгруппу.

– Мы еще увидимся, Джонни, – сказал Нго. – Мне нельзя сейчасзаторчать здесь.

– Торчать, – поправил Джонни.

– А, спасибо.

– Надеюсь, Нго, вы получите удовольствие.

– Обязательно получу. – В глазах Нго вспыхнул какой-тоогонек. – Я уверен, это будет здорово весело.

Группа, человек сорок, ушла в южную часть, парка, чтобыперекусить на траве. Джонни вернулся на свое место и через силу съел бутерброд.Он отдавал одновременно бумагой и канцелярским клеем.

Джонни чувствовал, как напряжение во всем теле нарастает.

К половине третьего парк был набит битком; люди стоялиплотно, почти плечом к плечу. Городская полиция, усиленная нарядом полицииштата, перекрыла улицы, ведущие к парку. Это все больше напоминало атмосферуконцерта рок-музыки. Из динамиков доносились мелодии в стиле кантри, быстрые иживые. Пухлые белые облака скользили в невинно-голубом небе.

Вдруг люди начали привставать на цыпочки и вытягивать шеи.По толпе словно прошла рябь. Джонни тоже привстал: неужели Стилсон приехалраньше срока? Он услышал ровное гуденье мотоциклов, звук разрастался по мере ихприближения. Джонни ослепили солнечные блики, отбрасываемые хромированнымиповерхностями, и вот уже около десятка мотоциклов показалось из-за поворота,где стояли школьные автобусы. Машины среди них не было. Джонни догадался, чтоэто отряд передовой охраны.

Ощущение беспокойства усилилось. Сами мотоциклисты взастиранных, выцветших джинсах и белых рубашках выглядели достаточно скромно,но вот их мотоциклы, в основном «харлеи» и БСА, были переделаны до неузнаваемости:изогнутые рули, ребристые хромированные накладки, необычные обтекатели.

Мотоциклисты заглушили моторы, слезли с седел и гуськомдвинулись к помосту. Один из них обернулся и не спеша обвел взглядом огромноескопление народа; даже с такого расстояния Джонни рассмотрел, что глаза у негоблестящие, зеленые, цвета бутылочного стекла. Казалось, он подсчитывает числособравшихся. Он глянул влево, где стояли четверо или пятеро полицейских,прислонившись к цепи, служившей заграждением перед местным стадиончиком, ипомахал им рукой. Один из полицейских отвернулся и сплюнул. Это было похоже накакой-то ритуал, и Джонни почувствовал новый прилив беспокойства. Зеленоглазыйпошел вразвалочку к помосту.

Помимо беспокойства, заглушавшего в нем все прочие чувства,Джонни начал испытывать еще и ужас, смешанный с нездоровым возбуждением. Онсловно в забытьи перенесся в мир тех сюрреалистических полотен, где паровозывыезжают из каминов, а цифераблаты часов свисают, как тряпки, с веток деревьев.Мотоциклисты смахивали на массовку из американского боевика, которая дружнобросила клич: «Ради Джина долой волос длинный»[27]. Из-под чистеньких вытертыхджинсов выглядывали тупоносые грубые ботинки с хромированными цепочками. Металлзловеще поблескивал на солнце. Лица выражали примерно одно и то же: показноедобродушие, рассчитанное на публику. Но не скрывалось ли за ним презрение кмолоденьким ткачихам, к слушателям подготовительных курсов Нью-Гэмпширскогоуниверситета в Дареме, к фабричным рабочим, встретивших их аплодисментами. Укаждого было по два политических значка. На одном – желтая каскастроителя-монтажника с зеленой экологической эмблемой спереди. На другом –надпись: СТИЛСОН ПОЙМАЛ ИХ В ДВОЙНОЙ НЕЛСОН[28].

Из правого заднего кармана у каждого торчал обрубок бильярдногокия.

Джонни повернулся к молодому человеку, стоявшему рядомвместе с женой и ребенком.

– Что, эти штуки разрешены? – спросил он.

– Всем до лампочки, – засмеялся тот. – Все равно они скореедля красоты. – И, не переставая аплодировать, выкрикнул: – Ну-ка, Грег, покажиим!

Почетная охрана из мотоциклистов образовала цепь вокругподмостков и стала как по команде «вольно».

Аплодисменты пошли на убыль, зато разговоры оживились. Толпаполучила остренькую закуску перед главным блюдом, и у нее разыгрался аппетит.

Чернорубашечники, подумал Джонни, садясь. Чернорубашечники,вот кто они такие.

Ну и что? Может, оно и к лучшему. Американцы всегданедолюбливали фашистов – даже такие твердолобые правые, как Рональд Рейган, ите относились к ним с прохладцей; эта традиция установилась помимо жаркихпризывов «новых левых» или песен Джоан Баэз. Восемь лет назад фашистскаятактика чикагской полиции перечеркнула все надежды Хьюберта Хамфри. В концеконцов, думал Джонни, не столь уж важно, как выглядят эти молодцы, достаточнотого, что они на службе у человека, баллотирующегося в палату представителей;значит, Стилсон вот-вот свернет себе шею. Да, забавно, не будь это так дико.

А в общем, зря он сюда приехал.

Незадолго до трех воздух разорвало буханье большогобарабана, которое ноги ощутили раньше, чем уши. Постепенно присоединились идругие инструменты, и вот уже духовой оркестр грянул марш Сузы[29]. Почему бы вхороший летний день заштатному городку не пустить пыль в глаза по случаюпредстоящих выборов?

Люди стали опять приподниматься на цыпочках и вытягивать шеив ту сторону, откуда доносилась музыка. Вскоре показался оркестр – впередидевочка-тамбурмажор в короткой юбке, высоко вскидывающая ножки в белых шевровыхбашмаках с помпонами, за ней две мажоретки, за ними два прыщавых подростканесли с мрачным видом полотнище, которое возвещало, что это ОРКЕСТРТРИМБУЛЛСКОЙ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ, а то не дай бог, кто-нибудь не знает. Далеешествовали сами оркестранты, обливающиеся по?том в своих ослепительнобелоснежных мундирчиках с медными пуговицами.