Лючия… да, Лючия и впрямь была безусловно счастлива!Извольское чудилось ей невероятным по красоте местом. Здесь сливались две реки,и солнце садилось как раз там, где одни воды принимали другие. На закат Лючииникогда не надоедало смотреть. Чудилось, образы ее мечтаний и сновиденийотразились в реке, как золотые облака! Порою сердце бывало столь переполненовосторгом, что Лючии хотелось молиться. Она бегала в малую часовенку, котораябыла в имении, становилась на колени; священник, тот самый, что венчал ее скнязем Андреем, вполголоса служил вечерню; все это трогало ее до слез… но ни накакой исповеди она не призналась бы, что счастье ее, от которого замиралосердце, куплено за чужое горе. Лючия оправдывала себя тем, что ей никто неповерит: разве такое преподнесешь правдиво? Высказанные чувства, переходя вслова, теряют свою силу! Ее просто примут за сумасшедшую. Не лучше ли молитьсяза душу рабы божьей Александры – бог весть, за здравие или за упокой, – желаяей всяческого счастья в любом из миров, в любом из градов и весей земных,только не здесь, не в этом доме, где за дверьми – сад, зеленый, кудрявый, свеселым шумом листьев и птиц, не под этим небом, где ночью великолепно светилалуна… Лючия самозабвенно отдавалась красоте, окружавшей ее, и волшебномучувству восторга, жившему в ее сердце. Это была любовь, она понимала – исдавалась на милость своего слабого сердца.

Так оно и длилось, бесконечно длилось это медовое лето, ичудилось, нет конца его чарам.

Спать было совершенно невозможно! Чуть вечерело, на прудупод окнами барской опочивальни заводили свой хор лягушки, и рулады их длилисьдалеко за полночь, а порою чуть не до свету. У Лючии было такое ощущение, чтостоны и причитания лягушиных певцов мешают только ей – все остальные их как быне слышали, а если слышали, то не раздражались, а наслаждались, как соловьинымпением. Ну, соловьи! Их Лючия готова была слушать ночи напролет, и незнаемыйпрежде трепет пронизывал ее тело, когда трели незримых певцов сливались с их скнязем любовными вздохами. Но лягушки… Рассказывали, что это не простокваканье, а некие серенады, но от этого Лючия еще больше раздражалась.

– Вам же всегда нравились лягушки, – усмехнулся князьАндрей, когда она спросила: нельзя ли, мол, заставить их молчать. – Помнится, явам как-то посулил (десять, двенадцать лет тому, не скажу точно), мол, ежелинаябедничаете, Сашенька, моему батюшке, что я свирепого Катка с цепи спускаю,чтоб побегал да лапы поразмял, не все ж ему лаять до хрипоты! – ну вот, говорю,коли наябедничаете, я вам не токмо сейчас же за ворот лягушек насажаю, но и привсяком удобном случае буду их туда бросать! А вы, вы поглядели на меня как напустое место, потом пошли к пруду и набрали полные руки лягушек, лягух илягушат, да так и держали их, пока они, преизрядно вас илом вымазав, нешлепнулись одна за другой наземь и не упрыгали в свое болото.

Лючию так передернуло, что она на время дара речи лишилась.Лягушек… холодных, мокрых, змеино-гладких – руками? И смотреть в их выпученныеглаза, ощущать, как вздымается и опадает раздутое горло, из которого так ирвется утробное: «Ква-ква», «Сашень-ква-ква!» Бр-р! Ой, нет!

Она брезгливо затрясла пальцами и обиженно отвернулась отмужа:

– Нашли, что вспомнить! С возрастом люди меняются!

– Мне ли сего не знать, – вкрадчиво проговорил князь Андрей,кладя прохладную ладонь на ее теплое обнаженное бедро, и Лючия затаила дыхание,ожидая, когда его ладонь осмелеет и начнет свое сладостное путешествие по еетелу…

Однако среди ночи она вновь проснулась от лягушиных стонов идолго, долго лежала, вперившись в потолок и слушая звучащую, охающую тьму, и совсех углов комнаты к ней медленно слетались воспоминания.

Нет, сему надлежало как-то положить конец! Уже не одну ночьлягушки будили ее, не одну ночь провела по их милости Лючия в тягостных,неотвязных раздумьях, которые, в общем-то, сводились к одному: выдержали бы ихс князем Андреем нежность и страсть, соединенные с легкой, чудесной дружбой,испытание откровенностью, открытием тайны Лючии Фессалоне? Разумеется, она былане совсем уж безумна, чтобы исповедоваться перед мужем, однако всегдаоставалось вероятие роковой случайности. По осени надлежало воротиться в своеимение князю и княгине Казариновым. Каково это будет – встретиться с родными?Уже и так Лючия два месяца отделывалась только устными посланиями,передаваемыми нарочными, к бабушке, оставшейся в Казарине-Каширине. На счастье,старушка недолюбливала князя Андрея и не только не больно-то рвалась повидатьсяс ним, но и внучку, пошедшую против ее воли, пока не хотела видеть. Лючиявыражала приличную случаю скорбь, однако втихомолку надеялась, что бабушка непреминула отписать князьям Казариновым о проделке их любимой и единственнойдочери. Лючия лелеяла мечту, что те слишком рассердятся и, может быть, даже непожелают увидеть Александру… Слабая вероятность этого помогала ей жить.

Вот если бы они были и впрямь обвенчаны с князем Андреем!..То есть они, конечно, были обвенчаны, однако при совершении обряда звучалосовсем другое имя: не «раба божия Лючия», а «раба божия Александра». Лючиявидела только один способ соблюсти все узаконения своего брака: окреститься подименем Александры. Причем совершить сие надлежало тайно, а запись о крещениидолжна быть сделана задним числом… Нет, слишком много условий приходилось бысоблюсти, а как их осуществить Лючии в этой местности, где все друг другазнают? Каждое действие и поступок романтической пары Извольских по-прежнемувозбуждали всеобщее любопытство и пристальное внимание, а у Лючии не было ниодного лица, которому она могла бы вполне довериться. Ульяна, Северьян, графЛямин – они сделались ей друзьями, да, это были истинно благородные люди, независимоот чина и звания, но здесь благородство было не помощник. Лючии нужен былчеловек не больно-то чистоплотный, не стесняющийся в средствах для достиженияцели, не отягощенный излишней совестливостью, изобретательный, храбрый, дерзкийна выдумку и поступок – словом, такой же, как она сама… или Евстигней Шишмарев.

Что греха таить, как говорят русские: Лючия уже не раз и недва пожалела, что рассорилась с ним так грубо и бесповоротно. Надо былообойтись с ним поделикатнее, подержать еще немного на коротком поводке,повыведать его слабости и тайны, чтобы превратить в зависимого от нее человека,а не открытого врага.

Ах, как ей нужен был сейчас Стюха Шишмарев, непревзойденныймастер устраивать случайности!..