Актерских способностей у меня нет. А может, и никаких нет…

Не допуская горячности, которая всегда настораживает, Клим возразил:

– Какие-нибудь есть у каждого.

– Вы так думаете? Ну, я, правда, рисую хорошо… Это ведь не хуже, чем быть артистом? А то папа меня однажды на репетиции «бездарностью» обозвал…

– Ну, он на всех кричит, насколько я успел заметить, – махнул Клим рукой. – В деревне говорят: в раж входит.

– Это точно! – подхватила Тоня. – Мама его иногда «замаскированным кавказцем» называет. В смысле, что темпераментный очень… Но мы все равно его любим!

Это прозвучало вызывающе, но Клим вызова не принял.

– Конечно, любите, – невозмутимо согласился он. – Я тоже своего отца любил. А он лупил меня как сидорову козу!

– За что? – с интересом спросила Тоня.

Он только развел руками:

– Не помню! Но было за что, это уж точно.

– А папа тоже хорошо дерется, – предупредила она.

– Я и не сомневался, – пробормотал Клим. – И знаешь, что я тебе скажу? Если дело дойдет до драки, он точно победит.

Девочка посмотрела на него испытующе:

– Почему? Вы ведь тоже умеете драться. Вон как Ворону тогда врезали… Я вам забыла «спасибо» сказать! – спохватилась она.

– Разве? По-моему, говорила.

– Это мама говорила. Вы перепутали.

– Но она ведь и от твоего имени тоже говорила. Кстати, я совсем не горжусь тем, что его ударил.

Но Тоня с азартом заспорила:

– Ну и зря! Ему же на пользу пошло. Вон каким тихим стал! Прямо глаза поднять боится…

– Это ты его смущаешь, – усмехнулся Клим.

– Вот еще! – покраснев, фыркнула девочка и уже другим, плавным движением отбросила со лба челку.

– Хороший парень, – уже серьезно заметил, – хорошие руки… Мать у него умерла, а отец не следит.

Она осуждающе качнула головой:

– А у самого мозгов, что ли, нет? Папа нам всегда говорит, что мы должны сами думать, что делаем. Вот мама сейчас, по-моему, не очень думает…

И с внезапно прорвавшейся жалостью добавила:

– Вы бы только видели, что с ней делается! У нее все просто из рук валится… Она никогда такой не была. Даже готовить невкусно стала…

Она оборвала себя, потом с сомнением сказала:

– И, кажется, знаете что… Кажется, папа все замечает…

– Правда? – испугался Клим, но следом почувствовал внезапное облегчение.

– Он вчера даже бабушку к маме подослал. Чтоб пропесочила. Сама-то бабуля ничего и не заметила бы… Она видит только то, что во дворце делается. Мы когда маленькими были, она даже ни разу с нами не нянчилась. Только мама…

– Ну и как? – с тревогой спросил он.

– Что?

– Пропесочила?

Безнадежно махнув рукой, Тоня сердито проговорила:

– Да мама ее даже не слышала… Я зашла попить, а она и меня не заметила. У нее такие глаза были…

Поковыряв ногтем обивку дивана, она угрюмо спросила:

– И что же вы будете делать? Я не хочу, чтоб они разводились, так и знайте!

– Я понимаю, – сдержанно сказал Клим.

– Но как же так! – ее голос вдруг плаксиво сорвался. – Жили-жили, и – на тебе! Почему все должно измениться? Я ведь знаю, что многие взрослые так и живут…

Он не понял:

– Как живут?

Тоня с досадой пояснила:

– Ну как! Живут с одними, а любят других. Я сто раз про такое читала.

– Это верно. Другие так и живут. Но только не твоя мама.

Немного подумав, Тоня неохотно согласилась:

– Да, она такая… Она и от нас вечно требует, чтоб мы были честными. Хотя кому сейчас нужна эта честность? Все кругом воруют…

– Твоя мама ворует?

– Нет, конечно! – возмутилась девочка и яростно сдула волосы. – Что это вы?

– И я не ворую. И многие другие. Самоуважение от времени не зависит. Во все века были воры и были честные люди. Это каждый для себя решает, каким ему быть, – сказал Клим, незаметно следя за реакцией девочки.

Нахмурившись, Тоня опять заговорила с вызовом:

– А папа считает, что иначе сейчас детей не прокормишь. Вон у вас сколько тут всяких… Ведь их же не прокормили дома, вот они и сбежали.

– О нет! – усмехнулся Клим. – Уверяю тебя, что только от голода еще ни один в бега не пустился.

– А отчего же тогда? – она смотрела на него так требовательно, будто надеялась уловить фальшь.

И Клим постарался ответить как можно проще:

– Не любили их дома, вот в чем дело. Человек может прожить целую жизнь без черной икры, но без любви ему в конце концов становится невмоготу. Думаешь, к нам не попадают дети из богатых семей?

– А что, были? – поразилась Тоня.

– Были. И проблемы у них были точно такие же. На прошлой неделе привозили одного мальчика… Его родители очень состоятельные люди. Мать не работает, но сыном ей все равно некогда заниматься. Она целыми днями мотается на своей машине по каким-то массажисткам, гадалкам, подружкам… Еще черт знает к кому ездит! А сын с семи утра до семи вечера в частной школе. В хорошей школе, но это ведь не дом, верно?

Девочка издала негодующий стон:

– Я бы с ума сошла, если б столько времени в школе торчала!

– И кстати, он прекрасно знает, что и у отца, и у матери есть связи на стороне…

– Любовные? – придирчиво уточнила она.

– Ну да, конечно. Мы ведь об этом говорим? Так вот, его это ничуть не радует. Он говорил: «Меня тошнит, когда я слышу, как они по телефону одно говорят кому-то, а потом при мне же и врут… Лучше бы развелись, все равно ведь ненавидят друг друга».

Тоня вскинулась, и глаза ее так и впились черными стрелами в лицо Клима:

– Вы хотите сказать, что мама ненавидит папу?

– Надеюсь, что нет, – успокоил он. – Конечно, нет. Но и счастливой она себя не чувствует.

– Как это так?! Всегда чувствовала и вдруг перестала?

Клим терпеливо произнес:

– Так случается. Почему – этого никто не объяснит. Вдруг что-то меняется в человеке… Знаешь, как бывает, когда забираешься на парапет и вдруг видишь, как обмельчало все вокруг. Вернее, ты словно вырос, а все осталось прежним. И ты уже не можешь жить как раньше.

Тоня упрямо возразила:

– Но ведь можно спрыгнуть с парапета, и все станет как всегда.

– Верно. Только ведь ты уже никогда не забудешь, что был выше других. Это ощущение будет настигать тебя… И ты всю жизнь будешь жалеть, что спрыгнул вниз.

Вся сжавшись, она едва слышно проговорила:

– Значит, мы вообще тут ни при чем? Только вы и ваша любовь? А нам как жить? Я не хочу ни без нее, ни без папы!

– Боюсь, что это придется