– А почему нужно решать прямо сейчас? Вы же сами сказали, что у вас с мамой еще ничего даже не было! Может, вы подождете, пока мы вырастем?

Клим ничего не ответил на это, потому что девочка и сама понимала, какую глупость предлагает. Он знал, что от отчаяния люди способны и не такого наговорить. Его даже не обидело бы, если б Тоня на него раскричалась и обозвала грубыми словами. Клим признавал за ней это право. То, что девочка сдерживалась, вызывало у него уважение.

И все же частичке негодования она позволила прорваться:

– Если б вы не написали свою «Лягушку», ничего и не было бы!

Клим только согласно склонил голову, а она продолжила загрубевшим от злости голосом:

– Работали бы себе врачом! Вам же нравится ваша работа! Зачем вы вдруг взялись писать?

– Понятия не имею, – признался он. – Накопилось.

– Накопилось, – с неприязнью повторила Тоня и вдруг оживленно встрепенулась: – Так может, вам просто еще одну пьесу написать? Или роман… Все, что накопилось, – туда! А?

– Я и пишу. Только легче не становится.

– Ничуть? – она опять сникла.

Качнув головой, Клим твердо сказал:

– Я должен поговорить с твоим папой. Я сам с ним поговорю. Когда Зина… твоя мама разрешит мне.

– Ой, ну подождите немножко! – всполошилась Тоня. – Не прямо сейчас. Зачем так быстро? Разве не нужно проверить свои чувства? Во всех книжках об этом пишут.

Он улыбнулся, почувствовав, как опять протяжно заныло в груди, словно его тело напоминало, что долго так не выдержит. Прислушавшись, Клим так и сказал:

– Долго я так не выдержу.

– Я знаю, – с неожиданным сочувствием отозвалась Тоня. – Сердце так болит, да? Очень сильно болит…

– Откуда ты знаешь? – забеспокоился он.

– Мне ведь уже пятнадцать, – напомнила она с гордостью. – Я в прошлом году тоже влюбилась. Только вот он…

– Нет?

– Нет. Ну и ничего, прошло ведь. Хотя больно было… Может, у вас тоже пройдет?

Клим терпеливо пояснил:

– Не тот случай. У тебя не было надежды, и тебе пришлось с этим справиться. Что еще оставалось? А у нас она есть.

– А если мы не отпустим маму? Если папа ее не отпустит?

– Мы должны что-то решить, – с тоской повторил он и опять вспомнил, что даже в его сне они так и не нашли решения.

Девочка вдруг сказала:

– Жалко, что вы такой хороший. Если б вы мне не понравились, я бы уже возненавидела вас. А мне вас даже жалко… И папу жалко.

Потом со злостью добавила:

– А маму – нет! Она не должна была в вас влюбляться. Знала же, что нельзя!

– Она не хотела, – подавив желание прикрикнуть на девочку, сказал Клим. – Это я во всем виноват. Я сбил ее с пути истинного.

– Как? – спросила она с жадностью.

– Не так, как ты думаешь… Я рассказал ей свой сон.

– Вы врете… То есть обманываете. Разве можно влюбиться из-за какого-то сна?

– Этот был необыкновенным.

– И что в нем было?

Он засмеялся:

– Достаточно того, что я ей это рассказал!

Тоня с недоумением проговорила как бы про себя:

– И что ж это за сон такой? Никогда таких не видела…

– Я тоже.

Прислушавшись, она недовольно сказала:

– Жоржик несется… Значит, вы не передумали?

Удержав готовые расползтись губы, Клим весело поинтересовался:

– А ты действительно надеялась меня переубедить?

– А что мне еще делать?

– Ничего. Предоставь это нам.

– Да? С какой стати? Это же и моя жизнь тоже! И Жоржика, и Петьки! Вы только о себе думаете…

– Это неправда, – спокойно возразил Клим. – По большей части мы именно о вас и думаем. А ведь есть еще и моя жена…

Когда Жоржик, запыхавшись, уже влетел в кабинет и обвел их сияющим взглядом, она равнодушным тоном спросила:

– А вдруг вам все только показалось? Приснилось… А вы сейчас натворите!

– Нет, – жестко ответил Клим, сведя брови, чтобы у нее и сомнений не осталось.

Жоржик с любопытством завертел головой, уже приготовившись рассмеяться:

– А что? Что приснилось?

– Новая пьеса, – буркнула девочка, даже не посмотрев на него.

Клим одобрительно кивнул, решив, что она правильно поступает, не сваливая на брата половину своей тяжести. Рано или поздно это обрушится и на него тоже, но Климу тоже хотелось, чтоб этот ребенок тащил такой груз не так долго.

«Вот почему все нужно разрешить как можно скорее, – подумал он. – Если Иван тоже о чем-то догадывается, это не затянется. Он не из тех, кто может долго терпеть неопределенность. Это человек действия…»

– Ну ладно, мы пойдем, – расстроенным голосом произнесла Тоня.

– Ага! – подхватил Жоржик. – У нас репетиция через сорок минут. Папа голову оторвет, если опоздаю.

Мельком взглянув на Клима, девочка сердито одернула брата:

– Что ты болтаешь?! Когда это папа тебе голову отрывал?

– Ой, да сколько раз! – откровенный в своем неведении, воскликнул мальчик. – За ухо как дернет! Аж трещало все… Ну, он – режиссер, ему можно.

Клим рассмеялся над последними словами, а Тоня, вся покраснев, вскочила и толкнула брата:

– Да пойдем же! Чего ты тут разболтался?

– Что-то я хотел у вас попросить, – Жоржик по-матерински наморщил лоб. – Книжку какую-то…

– Книжки у меня дома, – с сожалением сказал Клим.

– А можно, я домой к вам приду? Вы ведь уже разрешили, помните?

Тоня грозно прошипела:

– Еще чего?! Может, сразу переселишься?

– Зачем это? – простодушно удивился он. – А, понял! Она прям не знает, как меня выжить… У нас одна комната на троих.

Клим мечтательно произнес, увидев все так отчетливо, будто уехал только вчера:

– У моей мамы в деревне большущий дом. Еще дед строил. Он был из ссыльных кулаков. Из тех, что работать умели. Из одного дома выгнали, он другой построил…

– Коттедж? – солидным тоном поинтересовался Жоржик.

– Ну что ты… Какой тогда мог быть коттедж. Деревянный дом. Это получше всякого коттеджа! Он лесом пахнет.

Мальчик с завистью спросил:

– И у вас была своя комната?

– И у меня, и у сестры, и у деда. Ну и родители, конечно, свою имели.

– Это ж сколько всего? – запутавшись в подсчетах, жалобно спросил Жоржик.

– Пять. И большая веранда.

С досадой покосившись на брата, причмокнувшего от восхищения, Тоня с вызовом спросила:

– Так что ж вы оттуда уехали? Жили бы себе припеваючи!

Пристально посмотрев на нее, он задумчиво проговорил:

– Вот я и думаю: не вернуться ли туда?

Ее темные глаза на мгновение стали больше от поразившей девочку разгадки его замысла. Она раздраженно заметила:

– В деревнях одни алкоголики живут! Это во всех газетах пишут. И скука там смертная… Даже учиться там негде. Я ни