— Ты лежи, красивая! — Он сжимал ее поднятую щиколотку;ноздри трепетали от резкого мускусного запаха ее тела.

«Чем она мажется? — подумал раздраженно. — Надо было ееподольше в воде подержать, а то как бы не задохнуться!»

— Лежи и рассказывай. Ты у магараджи в крепости или понайму?

Разумеется, она ничего не поняла, только дико водила посторонам глазами, еще не вполне придя в себя.

Однако Василий наблюдал за ней очень внимательно, поэтому неупустил мгновения, когда огонек сознания зажегся в ее взоре, и смог проследить,куда она глянула — но тотчас словно бы отдернула взор.

Затем она уставилась на Василия: он видел, просто-такивидел, как старается Тамилла не смотреть в ту сторону.

Резко наклонился, вздернул ее с полу:

— Там что? А ну иди, быстро!

Конечно, он не отпускал ее руки: с этой девкой ухо надо былодержать востро! — и шел в шаге от нее. Поразительной красоты тело его нискольконе волновало, словно было облачено в монашескую рясу. Да нет, ряса его неохладила бы… А, вот в чем дело! Она пахнет, как цветы на могиле, и тело еебудто незримым саваном прикрыто. Нет, эта девка ему даром не нужна, пустьответит толком на все его вопросы, и он отпустит ее подобру-поздорову.

И без того мелкие шажки совсем замедлились, девушканерешительно оглянулась:

— Ты… ты хочешь?

— Давай показывай! — Он нетерпеливо тряхнул ее за руку, иТамилла, покорно кивнув, потянулась за чем-то искристым, лежащим на каменнойширокой полке.

Мягкий опаловый блеск — ожерелье из звезд? Из осколковлунного света?

У Василия пересохло во рту.

Ожерелье Кангалиммы! Ожерелье, которое колдунья подарилаВареньке! В последний раз Василий видел его на груди своей жены, перед тем какрухнуть в сладостный, смертельный, блаженный сон под деревом ашоки.

Откуда здесь ожерелье Кангалиммы, ожерелье Вареньки?

— Где ты его взяла? — хрипло проговорил он. — Где?..

Тамилла протянула ему ожерелье. Василий схватил его ипоразился холоду и безжизненности этих камней.

А ведь в ту ночь они, чудилось, были напоены жаром их сердеци растворялись меж их слившимися телами!

— Где ты его взяла?

Она неопределенно кивнула куда-то в сторону:

— Там. Это достали из рва… Все, что осталось. Все, чтоосталось от богини!

Теперь он отпустил ее. Стоял, прижав ко лбу ладонь, странно,потусторонне ощущая, какой горячий лоб и какая ледяная рука. «Это потому, что ядержал оружие», — объяснил сам себе и кивнул, словно согласился.

— Когда? — спросил чуть слышно, и Тамилла тихо всхлипнула:

— Утром. Но богиня бросилась в ров еще до полуночи.

— До полуночи? Да… ночью я шел через джунгли.

Меня здесь не было.

Перевел дыхание. Спросил, с изумлением слыша свой дикий,неузнаваемый голос:

— Почему? Почему она…

Тамилла, сложив ладони в намаете, отрешенно смотрела настену, а в глазах копились, копились слезы:

— Господин мой, магараджа, обесчестил ее, потом она… пошла.Я хотела ее задержать, правда, клянусь дыханием Брамы! Она оказалась сильнее…

— Что же ты никого не звала? Почему не кричала о помощи?

— Кричала. Воины магараджи видели, как мы боролись, господинмой тоже видел, но не отдал приказа остановить ее. Он… смеялся.

— Смеялся?! — Все, что удалось исторгнуть из горла, этокороткое рыдание. — Будь он проклят!.. Почему?

— Он не верил, что богиня бросится в ров. Смеялся: мол, всеравно твой любовник узнает, что ты изменила ему с другим.

— Любовник богини? — переспросил Василий, не слыша своегоголоса, так вдруг больно, сильно забилась кровь в ушах. И сквозь это биение пробилсярезкий голос, исполненный страдания и злобы, изумления и ужаса… будто крикпавлина;

«Тебе предначертано стать любовником богини!»

— Что это значит? — пробормотал он, притягивая к себеТамиллу и пытаясь заглянуть во влажную глубину ее черных очей. — Что все этозначит?!

— Ты сам должен знать. — Она опустила ресницы. — Ты,конечно, вспомнил ее… поэтому тебя и влекло к ней.

— Ошибаешься! — Он опустил руку. — Я забыл, я забыл все. Итолько теперь кое-что оживает в моей памяти, но я по-прежнему не понимаю, чтовсе это означает.

— Богиня… — Тамилла повела рукою вокруг лба, совершаяохранительный знак. — Это богиня тхагери, черная Кали, которой поклоняетсямагараджа.

Так… Василий был прав, что заподозрил владыку Такура!Поздно, однако же, его озарило, безнадежно поздно!

— Раз в год Кали нужен праздник очищения от крови, пролитойв ее честь. Тогда тхаги похищают красавицу со светлыми глазами и волосами,украшают белыми цветами — знаком чистоты и смерти — и соединяют с Шивой,который должен явиться в образе светлоглазого и светлолицего мужчины.

— Почему? Почему так важно именно это: светлые волосы иглаза? — перебил Василий.

— Я не знаю, — попятилась Тамилла. — Это древний обряд.Может быть, он принадлежит тем, кто пришел в эти земли с севера… о, я не знаю,клянусь!

— Ты участвовала в этих обрядах?

Она взглянула, как испуганное дитя:

— Да. Я думала, ты меня узнаешь.

Он смотрел на эти чеканные черты и вспоминал… нет, ему лишьказалось, будто он вспоминает их. Но тело дрожью полузабытого волнения вдруготозвалось на память о дерзких, распутных пальцах, приласкавших его в водоеме,о жадном рте, который был в то же время ее приманчиво разверстыми недрами…

Он провел рукой вокруг лица, словно отряхивал паутину,которая обвилась вокруг него в тот день, когда чья-то рука легла ему на плечо врыбацкой деревушке да так и реяла вокруг по сей день — неотвязная,необъяснимая.

— Диковинно, — пробормотал он. — Значит, магараджапоклоняется Кали — и он же погубил ту, которая была ее земным олицетворением.Как это может быть?