тебе его не отдаст. — Я посмеялась. — Он тебя одной рукой придушит, если ты станешь хвост за его спиной распушать.

Муж голову повернул, посмотрел на меня тяжелым взглядом. А потом с той же долей презрения, проговорил:

— Ты напилась.

Я вздохнула. То есть, оно само по себе вздохнулось.

— Лишь чуть-чуть.

— Значит, тебе пить вообще нельзя. Несешь всякую околесицу.

— Это какую же? — заинтересовалась я.

— Я — не секретарь. Я помощник, я решаю важные вопросы, общаюсь с людьми…

Я лениво кивнула, правда, едва слышно хмыкнула.

— Это же Юганов. С кем он тебе позволит общаться?

Андрей промолчал, а потом вдруг развернул автомобиль, и мы поехали в обратную сторону. Я на сидении выпрямилась, с непониманием глянула за окно, потом на мужа.

— Куда ты едешь?

— Обратно, — коротко и сухо оповестил он. — Оставим Нюту у мамы на ночь.

— Что? Ты обалдел?

Мне достался холодный, полный раздражения взгляд, после чего мне сообщили:

— Ты пьяна. И тебя нельзя оставлять наедине с ребенком. Мы оставим Нюту у мамы.

Я попыталась возразить, но Андрей доехал до дома родителей, забрал из машины ребенка и передал своей маме. А я сидела в запертой машине и со злыми слезами на глазах за этим наблюдала. Получалось так, что муж поставил меня на место, а я не смогла ему противостоять. Даже не знаю почему. Я не ругалась, не кидалась на него, не отнимала ребенка. Потому что побоялась напугать Нюту, не хотелось, чтобы дочка проснулась от скандала. Только повторяла для себя, как мантру:

— Всё, что я делаю, я делаю ради дочери.

Теперь я отлично понимала Кристину. Понимала, чем она готова пожертвовать ради дочери, на что готова пойти, что готова вытерпеть. Как-то неожиданно мы с подругой оказались в одной лодке. Разве что положение Кристины более привилегированное, чем моё. Ведь я кто? Мной в игре и планах Ивана Алексеевича вполне можно пожертвовать. А для своей дочери он маму сбережет.

— Ты, в самом деле, надеялась, что Андрей согласится на развод?

Я только плечами пожала. Посмотрела на подругу, затем мечтательно улыбнулась.

— Это было бы здорово. Представляешь, сесть в машину, посадить ребенка, и уехать, зная, что тебя никто не задержит. Уехать из этого города.

Кристина присела рядом со мной, протянула мне бокал вина. А в ответ на мои мечтания лишь прискорбно хмыкнула.

— Не представляю, — сказала она. Поднесла свой бокал к моему, и мы тихонько чокнулись. Сделали по глотку, после чего Кристина негромко проговорила:

— У тебя хотя бы шанс есть на побег.

— Это какой?

— Сама знаешь.

Я смотрела в свой бокал, аккуратно поворачивала его, чтобы золотистое вино омывало тонкое стекло. Головой покачала.

— Нет, — сказала я, — это точно не выход. Одна клетка на другую — это не выход.

— Ты не знаешь, Наташ.

— Знаю, — ответила я весьма категорично.

Я не любила говорить на эту тему. Я не любила вспоминать о Глебе, о той некрасивой истории, которая тогда вышла. И разговоров об этом не всплывало, ни с кем, кроме как с Кристиной. Та будто специально меня выводила на откровения, а я начинала волноваться и вздыхать. Смешно, но у моей подруги в голове жили какие-то невероятно романтичные мысли и предположения. Кристина отчего-то была уверена, что у нас с Глебом произошла какая-то захватывающая история любви, что она, без сомнения, запомнилась нам обоим.

Запомнилась, вот только, скорее, не Глебу, а мне, оставшейся после измены у треснувшей от времени и неправильного отношения чаши семейной жизни. Я сама виновата во всем. Что позволила себе влюбиться, что позволила себе увлечься. Что позволила себе изменить мужу. Если бы не измена, то не было бы так тяжело. Я так думаю. У меня не появилось бы повода сравнить свои вспыхнувшие чувства к другому мужчине с тем, что я уже довольно долгое время чувствовала к мужу. Точнее, уже не чувствовала.

Я совершила ошибку, и ненавидела, когда мне об этом напоминали. Эта глупая ошибка привела меня в ловушку, вот поэтому мы с Кристиной и пьем вино, сидя друг напротив друга, и делясь мечтами о том, как однажды уедем из этого города. Отлично понимая, что никто нас никуда не отпустит.

— Ты меня избегаешь, Наталья, — сетовал Иван Алексеевич, когда мы оказывались с ним один на один. Он прав, встречались мы с ним нечасто, и прав в том, что я отчаянно наших с ним встреч не хотела. Да, можно сказать, что избегала.

А для чего мне встречаться с Югановым-старшим, вот скажите? Что за надобность такая? Я и так живу по тем правилам, которые он установил. Он взял моего мужа на работу, наделил Андрея некими правами и властью, чего с таким человеком, как мой муж, делать категорически не стоит. Люди, психологического склада Андрея, сразу становятся выше ростом, их так и тянет привстать на цыпочки, чтобы дотянуться до черты, у которой им делать совершенно нечего, потому что властвовать и руководить другими людьми, им не дано, но очень хочется. До дрожи в руках. Я тоже не смею перечить мужу, не возвращаюсь на работу, которая во всем меня устраивала потому, что Иван Алексеевич научил моего мужа не соглашаться с моим решением. Я не могу развестись, потому что знаю — ценно не моё звание жены, со мной, думаю, готовы будут проститься, а вот моим ребенком станут играть, как переходящим знаменем. А я этого допустить не могу. И каждая наша личная встреча с Иваном Алексеевичем заканчивалась тем, что я в очередной раз впадала в тоску, от понимания, что сбежать не получится. И Юганов отлично это знал, и разговаривал со мной снисходительно, явно наслаждаясь моим зависимым положением.

— Не знаю, почему ты так себя ведешь, Наталья, — завел со мной как-то разговор свекор. Настолько спонтанно начал, что я не сразу поняла, что Виктор Викторович имеет в виду. Редко складывалась такая ситуация, что мы со свекром оставались с глазу на глаз, да ещё разговаривать начинали по душам. Я привыкла, что Виктор Викторович всегда на работе, а если он дома, то либо за столом в окружении детей и внуков, либо