Прохромав в магазин на больной ноге, я представилась докторуВайан — балинезийке изумительной красоты с лучезарной улыбкой и блестящимичерными волосами до талии. За ее спиной прятались две робкие девчушки — япомахала им, а они улыбнулись и нырнули обратно в кухню. Я показала Вайан рануи спросила, сможет ли она помочь. Вскоре она уже кипятила на плите отвар изтрав, тем временем заставив меня выпить джаму — традиционный индонезийскийдомашний лечебный напиток Она приложила к ране горячие зеленые листья, и моемуколену сразу полегчало.

Мы разговорились. Вайан превосходно говорила по-английски.Будучи с Бали, она сразу задала мне три стандартных вопроса: куда идешь? откудапришла? замужем?

Когда я ответила, что не замужем («пока еще нет!»), Вайанпришла в замешательство.

— И никогда не были? — спросила она.

— Нет, — соврала я. Не люблю врать, но по опытузнаю, что в разговоре с балинезийцами не стоить упоминать о разводе, — этоих так огорчает!

— Правда, никогда не были замужем? — переспросилаВайан, теперь глядя на меня с откровенным любопытством.

— Правда, — соврала я. — Не была.

— Уверены? — Мне это стало казаться странным.

— Уверена абсолютно!

— Ни разу? — не унималась она. Кажется, она видитменя насквозь.

— Ну… — замялась я, — ну был один разочек…

Тут ее лицо засветилось, точно она хотела сказать: ага, ятак и знала!

— В разводе?

— Да, — со стыдом призналась я. — Мыразвелись.

— А я сразу поняла.

— Тут у вас развод не очень в почете.

— Ну вот я тоже разведена, — заявила Вайан, кмоему огромному удивлению.

— Вы?

— Я все возможное сделала, — отвечала она. —Прежде чем подать на развод, все перепробовала, молилась каждый день. Но простоне могла не уйти.

Глаза Вайан наполнились слезами, и не успела я оглянуться,как уже держала ее за руку — первую встреченную мной разведенную женщину наБали — и твердила:

— Конечно, ты сделала все, что могла, дорогая. Уверена,так оно и было.

— Развод — это так грустно, — вздохнула она. Явозражать не стала.

Следующие пять часов я просидела в лавке Вайан и проговориласо своей новой лучщей подругой о ее невзгодах. Пока она лечила инфекцию на моемколене, я слушала ее историю. Муж Вайан, балинезиец, «все время пил, играл, проигрывалвсе деньги, а потом бил меня за то, что не давала ему денег на выпивку и игры.Много раз он так меня избивал, что я попадала в больницу, — рассказывалаВайан. Она раздвинула волосы и показала мне шрамы на голове. — Это послетого раза, когда он ударил меня мотоциклетным шлемом. Он всегда бил меняшлемом, когда был пьяный, а я мало зарабатывала. Он так сильно меня бил, что ятеряла сознание, а потом у меня кружилась голова, пропадало зрение. Повезломне, что я врач, в моей семье все были целителями. Я знаю, как вылечиться послепобоев. Не будь я врачом — давно осталась без ушей, ничего бы больше неслышала. Глаза бы потеряла, не смогла бы видеть». Вайан ушла от мужа послетого, как он избил ее так сильно, что она «потеряла ребенка, моего второго ребенка,которого носила в животе». После того случая ее первая дочь, смышленая девочкапо имени Тутти, сказала: «Мамочка, по-моему, тебе нужно развестись. Когда тыуходишь в больницу, у Тутти слишком много работы по дому». Тутти тогда былочетыре года.

Западный человек почти неспособен представить, в какомобособленном и уязвимом положении оказывается балинезиец после развода. Семья,существующая в границах, обозначенных стенами семейного дома, — это все,что у него есть: четыре поколения родных и двоюродных братьев и сестер,родителей, бабушек, дедушек и детей, живущих вместе в небольших бунгало,выстроенных вокруг семейного храма. Они заботятся друг о друге с рождения досмерти. Семейный очаг — источник силы и финансовой стабильности, забота оздоровье и забота о детях, образование и духовная связь — самое важное вбалинезийской системе ценностей.

Семейный очаг имеет столь важное значение, что балинезийцывоспринимают его как живого человека. Деревенское население на Бали традиционноподсчитывают не по количеству людей, а по количеству домов. Дом — целаявселенная с системой самообеспечения. И не дай бог вам его покинуть. (Если,конечно, вы не женщина, которая в жизни переезжает лишь однажды — из родногосемейного дома в дом мужа.) В тех случаях, когда система работает (а в здоровомбалинезийском обществе это происходит почти всегда), ее результатом являютсясамые здоровые, социально защищенные, спокойные, счастливые и гармоничные людив мире. Но что, если система дает сбой, как в случае с моей новой подругойВайан? Изгоев относит на орбиту, где доступ к кислороду закрыт. Выбор у Вайанбыл невелик или остаться в семейном доме, жить с мужем и не вылезать избольниц, или спасти собственную жизнь и уйти — оставшись ни с чем.

Ни с чем, конечно, громко сказано. При Вайан осталисьэнциклопедические знания о врачевании, ее добрый нрав, рабочая этика и дочкаТутти, за которую ей пришлось побороться не на жизнь, а на смерть. Ведь на Балицарит абсолютный патриархат. В случае развода дети автоматически остаются с отцом.Чтобы вернуть Тутти, Вайан пришлось нанять адвоката, а чтобы расплатиться сним, она отдала все, что у нее было. Говоря «все», я подразумеваю все. Ейпришлось продать не только мебель и драгоценности, но и вилки и ложки, ботинкии носки, старые тряпки и свечные огарки — все ушло на оплату адвокатскогогонорара. Но спустя два года борьбы ей все же удалось отвоевать дочь. Вайанповезло: Тутти — девочка; будь у нее сын, она не увидела бы его больше никогда.Мальчики ценятся гораздо выше.

Вот уже несколько лет Вайан и Тутти живут вдвоем — гордыеодиночки в гуще пчелиного роя, каким является Бали. Они переезжают с места наместа раз в пару месяцев, в зависимости от того, сколько удается заработать,страдая вечной бессонницей от тревоги, где им придется жить в будущем. Этоособенно сложно, потому что каждый раз, когда Вайан переезжает, пациентамтрудно ее отыскать (в основном это балинезийцы, которые сами сейчас переживаюттяжелые времена). К тому же с каждым новым переездом Тутти вынуждена переходитьв новую школу. Раньше она всегда была первой по успеваемости в классе, но послепереезда скатилась и теперь лишь двадцатая из пятидесяти ребят.

В середине рассказа Тутти собственной персоной влетела влавку, прибежав домой из школы. Девочке уже восемь лет, и она — мощный взрывобаяния и фейерверк энергии. Бегло изъясняясь по-английски, эта юла (скрысиными хвостиками, тощая и взбудораженная) спросила, не хочу ли я пообедать,и Вайан спохватилась:

— Совсем забыла! Тебя же нужно покормить!

Мать с дочерью бросились на кухню и с помощью двух робкихдевчушек, что так и прятались там, через некоторое время соорудили обед,который оказался лучшим из того, что я ела на Бали.