так кстати оказалась на виду, когда содрали ковер.

– Выберется же.

– Ну мы уже далеко будем.

– А ничего, что она нас видела? – спросил тот, что помоложе.

– Да она же в дымину, ты чо, не видишь? Запрем, а как проспится, и не вспомнит ничего… – И более опытный налетчик захлопнул люк за рухнувшей в погреб Светланой.

– А эта дура на колесах, мы ее сверху, – прокряхтел третий, толкая заскорузлыми ручищами блестящий черный рояль Любови Николаевны. – Помогай давай.

Глава 40

Прохоров надеялся, что она не будет плакать. Вид женских слез был для него невыносим – и даже служба в полиции не избавила его от этой слабости. Ну разве что слегка. Когда в детстве он видел слезы в маминых глазах, отчаяние поднималось внутри горячей волной и требовало немедленной мести всем, кто посмел ее обидеть. Пашка так и рвался защитить, помочь, оградить.

Слезы жены Томы его сначала страшно удивляли, а под конец их недолгого брака стали просто бесить. Прохорову казалось, что эта женщина ничего не умеет делать искренне, даже плакать.

В полиции он навидался разных слез – отчаянных и фальшивых, злых, горьких, радостных… И научился, конечно, держать себя в руках, но все же иногда пасовал. Коллеги знали, что Павел Михалыч с азартом распутывает сложные дела, но иногда в конце предпочитает уйти в тень и перепоручить самую рутинную, но эмоциональную часть расследования другим. Даже если лавры достанутся не ему. И особенно если подследственный – женщина.

Но Наталья Набокова не была подследственной и до сих пор держалась хорошо. Наблюдение показало, что она и правда потеряла связь с исчезнувшим Воронцовым, и следователь надеялся, что за прошедшие недели девушка уже поняла, что сорванная свадьба в ее случае – меньшее из зол.

Они договорились на час дня, и она не опоздала – постучала в дверь его кабинета даже чуть раньше. Высокая и худенькая, очень красивая, она сейчас была меньше похожа на куклу, чем весной, в самом начале их знакомства. Тогда Прохоров расследовал кражу в офисе, где работала Наташа, но поскольку дело не касалось ее лично, она была совершенно равнодушна к происходящему. Совсем другое дело теперь. Неприятности делают людей более живыми, это он давно заметил.

Усевшись и нервно поправив тонкой рукой рассыпанные по плечам блестящие волосы, она приготовилась слушать, слегка выпятив губы в исходную позицию хоть для улыбки, хоть для горестной гримасы, хоть для поцелуя.

– Наталья Сергеевна, я пригласил вас, чтобы сообщить информацию по делу о розыске пропавшего Воронцова Максима Викторовича, в котором вы являетесь заявителем, – буднично и размеренно проговорил Прохоров.

Она быстро кивнула.

– Мы провели расследование и установили, что гражданин Воронцов замешан в серии мошеннических операций со страховками в разных регионах страны. Судя по всему, в конце мая текущего года он получил предупреждение от сообщников и скрылся за границей, чтобы избежать уголовного преследования. Поэтому розыск гражданина Воронцова мы продолжим, но уже в рамках другого дела, которым занимается Следственный комитет.

Наташа выдохнула и перебросила волосы с одного плеча на другое.

– А можно как-то попроще? Пожалуйста.

– Если попроще, то дело предположительно обстоит так. Максим Воронцов уже много лет занимается незаконным извлечением доходов на ниве страхования. В основном это были фальшивые полисы ОСАГО и КАСКО, которые он и его сообщники продавали в регионах. Это огромный бизнес, и он давал преступникам значительный доход. Но в какой-то момент Воронцов захотел большего и пошел на подлог со страхованием строительства. В Тверской области на большом участке земли был построен муляж коттеджного поселка. Как бы нормальные недостроенные дома, но из бросовых материалов, фактически макеты. По фотографиям этого так называемого поселка Воронцов заключил договор страхования на большую сумму. А спустя несколько месяцев его фальшивая стройка сгорела, и страховая компания, в которой вы работаете, должна была выплатить ему компенсацию.

Он оценивающе взглянул на красные пятна, выступившие на бледном лице Наташи, и ее стиснутые пальцы. Нервничает сильно, но, кажется, обойдется без слез.

– Значит, со мной он тоже познакомился ради этого?

– На этот вопрос ответить трудно. Конечно, он мог надеяться, что вы будете просматривать для него рабочие документы и, если что, дадите сигнал…

– Да он меня даже не спрашивал о работе никогда!

– Но это объясняет, например, почему он не стал менять имя, знакомясь с вами. В общем, Наталья Сергеевна, если подытожить – дело о розыске мы закрываем, расследование продолжится уже в другом ключе. Я вам разъяснил ситуацию и прошу подписать документ о том, что вы с этим согласны.

– А вы точно уверены, что с этой страховкой не все чисто?

– Наталья Сергеевна, я понимаю ваши чувства, но тут, к сожалению, все ясно. Ваш руководитель Бабаев лично выезжал в Тверскую область и проверял этот случай. Фотографии пожарища выглядели не слишком убедительно. А на месте сгоревшего поселка после нескольких дождей вообще мало что осталось. Там горел гипсокартон и пиломатериалы. Никаких домов там никогда не было. К сотруднику, оформившему оплату без выезда на место, есть вопросы и у компании, и у правоохранительных органов.

Наташа склонила голову, и Прохоров на минуту встревожился – неужели все-таки заревет? Но она только спросила:

– Меня еще будут допрашивать?

– Не думаю. Вы ведь не были в курсе аферы? – И после ее отстраненного кивка он продолжил: – Но, возможно, вам придется как-нибудь потом сходить в суд и подтвердить ваши показания по поводу вечера семнадцатого мая, когда Воронцов вернулся поздно и от него пахло дымом.

Пять минут спустя он стоял у окна и смотрел, как худая высокая фигурка пересекает большой двор, удаляясь от отделения полиции.

«Ничего, выпутается. Со временем поймет, что оказаться замужем за жуликом – не лучшая судьба. Но вообще, что с ними творится? Молодые, красивые, с мозгами – им что, правда все равно, с кем жить, лишь бы при деньгах и звал замуж?» – И Прохоров, задумчиво постояв у окна еще несколько секунд, хмыкнул:

– Сам-то хорош. Эксперт по любовным делам, ага. – И, комически перекосив лицо, он покачал головой, словно бабулька у подъезда, осуждающая вечное одиночество нестарого еще бобыля.

* * *

Пол влажно блестел, и Надя, выкрутив тряпку так, что аж ладони заломило, с удовлетворением оглядела длинный коридор.

– Вот теперь у нас чисто, – подмигнула она сидящему у кухонного косяка котенку, который таращил свои зеленые глазищи уже вполне по-хозяйски. – Слушай, а может, назвать тебя Сага? Сумерки там, волки всякие… и звучит вроде получше…

Дверь спальни открылась, и оттуда, позевывая, вышел Вадим. И замер:

– Надь, ты что? Полы моешь?

– А что