играла роль своего рода заявления исторических прав, если речь заходила о приобретениях Юлиха, Берга, Клева, Равенсбурга. Изложение «Истории Бранденбургского дома» становилось страстным и драматическим, когда рассказывалось об ужасах Тридцатилетней войны, разграблении Магдебурга войсками Тилли в 1631 году: «Все, на что только способна солдатня, когда ничто не ограничивает ее гнева, что рождает в человеке дикая жестокость, когда его чувствами владеет единственно слепая ярость, — все это определяло поведение имперских войск, когда вооруженные люди носились по улицам, избивая стариков и младенцев, мужчин, женщин, детей…»

Произошедшее в Магдебурге и впрямь было ужасно, и Фридрих писал прочувствованно. Минуло сто лет, но враг у Пруссии оставался, по его мнению, все тот же. По многим направлениям — в его интерпретации истории польского вопроса, в отношении к шведским претензиям на Померанию — Фридрих в форме недавней истории изложил параметры, как он их видел, европейской ситуации, унаследованной от предшественников. Выписанные портреты крупных деятелей прошлого века — Ришелье, Конде, Великого курфюрста — убедительны и проницательны. Фридрих восхищается достижениями французов: «Франциск I пытался привлечь искусства во Францию; Людовик XIV закрепил их там. Его покровительство искусствам было впечатляющим, греческий вкус и римская элегантность получили повое рождение в Париже». Для деда, Фридриха I Прусского, ненавидевшего все французское, нашлись лишь резкие слова. Когда он доходит до описания правления своего отца, Фридриха Вильгельма, становится очевидной его сыновья почтительность. Фридрих подробно пишет о благотворительных организациях, созданных королем для солдат-ветеранов и их семей, о его заботе о кадетских корпусах, об усилиях но организации армии, хотя отмечает, что Фридрих Вильгельм кавалерии уделял меньше внимания, чем другим родам войск. Однако в своей основе «История Бранденбургского дома» была изложением фактических событий. В ней Фридрих отдавал должное предкам. Работа с первого предложения отражает гордость за свой род: «Бранденбургский дом, или дом Гогенцоллернов, является настолько древним, что его истоки теряются в дымке времен». Это было тщательно продуманное сочинение, не ставящее под сомнение успехи реформ в Пруссии.

В 1748 и 1749 годах Фридрих пристально следил за событиями в Скандинавии. Казалось, что между Швецией и Россией вспыхнет война. Фридрих ясно дал попять, что в случае такого развития событий он останется нейтральным, по крайней мере первоначально. Король счел необходимым на случай непредвиденных обстоятельств отдать распоряжения своим войскам, находящимся в Кёнигсберге и Восточной Пруссии, и их командующему, генералу Левальду. Любая война на Балтике стала бы опасным и ненужным предприятием, и тревога не покидала его в течение нескольких лет, вплоть до 1752 года. За раздорами в этом регионе он видел — как и везде — руку Австрии. Фридрих подозревал, что австрийцы, прикрываясь договором с Россией 1746 года, создают напряженность на Севере и Пруссия может легко оказаться втянутой в этот конфликт. Он с глубоким недоверием наблюдал за отношениями — слишком теплыми, по его мнению, — императрицы России и императрицы-королевы Марии Терезии. В 1749 году Фридрих получил известие, что Елизавета, встревоженная опасной ситуацией в Финляндии, готовится направить русские войска в Шведскую Финляндию. Она только что, к некоторому неудовольствию своего двора, приняла решение на год переехать из Санкт-Петербурга в Москву; Фридрих предположил, что такое решение связано с внутриполитическими соображениями. Он опасался, что поход на Финляндию станет предвестником войны. «Voila les Russes qui vont entrer en Suède et par cosèquent la guerre qui va commencer!»[157] Но планы русских оказались некоторым образом спутанными, и грозящий кризис миновал.

Тем не менее ситуация в России продолжала беспокоить, и Фридрих с удовольствием узнал о заключении между шведами и турками союзного договора, который должен был в какой-то мере уравновешивать напор России на Скандинавию. Ему также стало известно — и это доставило меньше удовольствия, — что в России говорят об обещанных Фридриху 20 000 французских солдат, если он примет участие в войне на Севере. Это не соответствовало действительности, и король заподозрил интригу. Сам он твердо придерживался мнения, что Пруссии не следует принимать участие в Северной войне, еще лучше, если никакой Северной войны вообще не будет. В мае 1750 года он установил цену, на каждое подразделение в отдельности, военной помощи Швеции, если такую придется оказывать[158]. Запретил послу в России обсуждать русские намерения в отношении Финляндии с кем-либо из числа российских официальных лиц; все должны были думать, что ему ничего не известно. Фридрих хотел остаться в стороне: «У меня очень веские причины для того, чтобы давать вам такие распоряжения». Фридрих ранее провозгласил дружбу со Швецией и потому подозревал, что эти демонстративные действия России имели целью показать бесполезность добрых отношений с Пруссией. В августе 1750 года его посол, фон Варендорф, оцепил возможность русской агрессии как маловероятную.

Все, что происходило в России, вызывало у Фридриха интерес. В декабре 1750 года он прослышал о планах подписания нового секретного договора между Россией, Австрией и Британией, по которому каждый участник будет гарантировать владения всех других от любых посягательств и непредвиденных опасностей, — договора, к участию в котором, как он понимал, могли быть привлечены Голландия и Польша — король Польши, то есть Саксонии. Вероятно, он узнал об этом из корреспонденции, направлявшейся в Вену, — австрийские дипломатические коды были раскрыты. Это заставляло его нервничать —.хоть и в перспективе, но любые конституционные изменения в Швеции, где шла борьба между роялистами и республиканцами, можно было рассматривать как причины заключения такого договора.

Фридрих получил также информацию о том, что в Санкт-Петербурге развернута беспрецедентная кампания против проституток и беспутных женщин. Почему? Чего ради затеяли это «grande persècution contre се sexe fèminin»[159]? К чему такие строгости? Все делается по приказу императрицы? Русского министра Бестужева? В чем смысл? В апреле 1751 года умер старый король Фридрих Шведский, и сестра Фридриха, Ульрика, стала королевой. Прусский король направил ей соображения относительно обороны Финляндии, а она попросила, чтобы его друг Кейт поделился с ней советами и мыслями, поскольку он был экспертом по России. Финляндия занимала огромную территорию, и войск было явно недостаточно. Ульрика имела собственные коды и подробно обо всем информировала Фридриха.

Фридриху не нравились усилия России привлечь Данию к альянсу, чтобы тем самым оказать давление на Швецию, однако были у него также и сомнения относительно очевидного желания Франции заручиться шведской поддержкой — было неясно, во что все это может вылиться. Он хотел, чтобы в Балтийском регионе и на северных границах Пруссии не накалялись политические страсти. Самое главное, чтобы Швеция не давала России ни малейшего повода рассматривать свою политику как враждебную, и Фридрих в ноябре 1751