Саксонии. Он был озабочен и 18 декабря 1751 года написал Людовику XV письмо, целиком посвященное польскому вопросу. Если правда, что Австрия и Россия планируют посадить Карла Лотарингского на польский трон силой оружия — а это неизбежно, — то можно ли с этим примириться? Фридрих полагал, что нет. Какова будет реакция Франции? Он изложил военные варианты ответа.

Для защиты Польши от возведения на престол нежеланного суверена можно сформировать коалицию в составе Пруссии, Франции и Швеции. Она была бы способна противостоять мощи Австрии и России. Последняя могла бы создать численное превосходство в важнейшем регионе, в Польше. Франция может попробовать заключить другие сделки, но это скорее всего лишь осложнит проблему, вызвав враждебные действия со стороны Британии и тех германских монархов, которых Британия сможет переманить или купить, а также голландцев. Швеция мало что способна противопоставить России на Севере — ее защищают естественные рубежи. В итоге вся тяжесть такой войны ляжет на Пруссию, которая не способна одновременно противостоять Австрии и России. Война в составе коалиции за Польшу, таким образом, выглядит невозможной, но к союзу можно было бы привлечь Оттоманскую Турцию. Этот план трудновыполним, но дает лучшие шансы на сохранение мира в I Центральной Европе. Непрерывное оттоманское брожение[164] на южных рубежах Российской и Габсбургской империй могло быть полезным и для Пруссии, и для Франции.

Вот такое занимательное письмо Фридриха. Незадолго до того он направил послание более общего содержания Людовику XV. В нем говорилось, что мир в Европе висит на волоске и его беспокоят сообщения о коалиции — Россия, Австрия, Британия, — направленной против него самого. Однако письмо Фридриха, где он рассматривает все «за» и «против» и в результате отбрасывает мысль о коалиции для защиты Польши, приводит в замешательство. Позднее король Пруссии предположил, что его содержание стало известно в Вене, это вполне вероятно, но сильно усложняет дело. И если все было специально подстроено Фридрихом, то возникает естественный вопрос: «Для чего?» Его письмо начиналось с утверждения о создании австро-русского заговора, нацеленного на установление господства над Польшей путем избрания королем Карла Лотарингского; далее заявлялось, что такое развитие обстановки неизбежно, но ни Франция, ни Пруссия его терпеть не намерены; потом делается вывод, что военные действия здесь не помогут. Закапчивается послание предположением, далеким от реальности, но теоретически вполне допустимым, — проблему можно было бы решить путем привлечения оттоманских турок, которые еще относительно недавно опустошали большие территории Южной России и доходили до Вены. На Фридриха, обычно столь прагматичного, это не похоже: начать с твердого заявления и закончить очевидным бредом. Возможно, истинной целью письма было желание определить, по-прежнему ли сильно неприятие Бурбонами претензий Габсбургов — и, может быть, Романовых, — как он надеялся. Один из способов это узнать — поднять шум вокруг Польши.

В конце письма к Людовику XV от 18 декабря Фридрих не без патетики заявил о том, каким позором для Европы обернется подобное усиление Австрии, а затем, уже спокойнее, заметил, что, вероятно, было бы менее рискованно с этим смириться. Его письмо можно интерпретировать лишь как попытку встревоженного человека измерить температуру и, возможно, найти слабое утешение. Его тревогам очень скоро было суждено сбыться.

В это время отношения Фридриха с Британией и Ганновером были скорее корректными. Он всегда уповал на то, что они улучшатся, когда Георг II отойдет в мир иной. Король Пруссии неплохо знал английскую конституцию, но полагал, и небеспричинно, что характер и расположение суверена играют не последнюю роль. Потому он опечалился, узнав о смерти принца Уэльского, «бедный Фред» умер в марте 1751 года. Фридрих очень надеялся на потепление отношений с переходом трона к нему. Теперь наследником предположительно становился тринадцатилетний мальчик, и он с тревогой пытался выяснить его настроения. В конце года Фридрих получил известие о подготовке нового союза: Россия, Австрия, Британия с Голландией и Саксонией. Фактически это было предложением оживить прежний альянс, а затем затащить в него Швецию, удержав ее таким образом от установления дружественных отношений с Францией, и, конечно, обеспечить сдерживание Пруссии. Этого не произошло, но беспокойство Фридриха не ослабевало и он о нем много писал. По его мнению, склонность к единению Les deux cours impèriales[165], Вены и Санкт-Петербурга, вызывала озабоченность, в то время как Лондон не утратил, как он выразился, своих необъяснимых симпатий к Вене. Фридрих надеялся, что это из-за враждебности к Франции.

Он уделял много времени и места в переписке такому предмету, как деньги. Иногда это касалось внутренних проблем: король следил за расходами Пруссии так пристально, что это становилось предметом насмешек. Фридрих мог написать резкое письмо послу по поводу его личных трат, но бывал очень щедр, если считал дело стоящим. Порой он занимался вопросами внешней торговли, например просил посольство в Париже изучить жалобу торговцев из Штеттина о французских пошлинах на вино. Время от времени возникали проблемы долгов Силезии — Фридрих называл их «dettes anglaises hypothèques»[166], деньги, которые требовала Британия в связи с так называемыми силезскими долгами[167]. По этому поводу лорд Хиндфорд — прежде посол в Берлине, а теперь в Санкт-Петербурге — в январе 1750 года посетил Пруссию. Фридрих с головой уходил в детали финансовых операций, когда дело касалось подобных международных споров, и казалось, что ему нравится их вести. В отношении некоторых вопросов он бывал покладистым, но в случае с Силезией напомнил Хиндфорду о пиратском поведении на морях некоторых английских кораблей. Разве это не уравновешивает спор? Разве не стоит рассмотреть возможность списания некоторой части долгов в качестве компенсации для его силезских подданных? Он считал, что стоит.

Фридрих тратил также много времени на вопросы обеспечения безопасности и секретности. Он разбирался с этим лично, быстро, с необычайной эффективностью и решительностью и мнил себя экспертом в таких делах. Король делал выговоры послам и министрам, если считал, что шифры используются неверно, или переписке, в современных терминах, присваивается завышенный уровень секретности. Если шифр оказывался раскрытым, Фридрих лично направлял инструкции о том, как ограничить понесенный от этого ущерб. И поскольку король время от времени посвящал в крайне секретную информацию привилегированную третью сторону — обычно французского посла, когда отношения между двумя странами были очень близкими, — то он прекрасно осознавал опасность ее разглашения.

Примером тому стал случай, произошедший в феврале 1750 года. Надежный и опытный Валори еще пребывал в Берлине. Фридрих после обычных клятв о неразглашении и недопустимости ссылок на источник информации показал ему одно сообщение. Позже Фридрих узнал, что австрийскому правительству стало известно, какой именно информацией