года строго-настрого предупредил об этом Ульрику. Несомненно, писал он, что вооруженная австрийцами Россия является ее реальным противником, но у нее не должно быть никакого «prètexte de pouvoir vous attaquer»[160]. Он соглашался, что открытая агрессия в настоящее время, может быть, и маловероятна, но Россия — и Австрия, — безо всякого сомнения, надеются сделать Швецию зависимой от России.

Фридрих писал Ульрике, что в их частной переписке следует отказаться от всяких церемоний. Он был доволен, что ее муж, Адольф, пообещал сохранить конституцию. Переписываясь с сестрой, Фридрих был благоразумен, спокоен, возможно, несколько встревожен, никогда не допускал никаких агрессивных высказываний. Фридрих, однако, как всегда, не питал никаких иллюзий. Когда ему сообщили — на этот раз не сестра, а посольство в Стокгольме — о предложении, чтобы маленький принц Густав, его четырехлетний племянник, был официально обручен с принцессой Магдаленой из Дании, которой тоже было четыре года, Фридрих язвительно написал, что Швецию еще не защищали марьяжи с принцессами, не вышедшими из младенческого возраста. Самой насущной необходимостью остается наращивание войск в Шведской Финляндии.

Семейные вопросы были неотделимы от дипломатических сделок. Самой любимой родственницей Фридриха всегда оста-вилась Вильгельмина. Он был ее «très fidèle frère et serviteur»[161]. Только она, писал он в октябре 1747 года, способна возродить в нем любовь к жизни, которая, казалось, уже умерла. Вильгельмина обратилась к нему за советом, когда ее мужа, марк-графа Байрейта, в начале 1751 года Франция попросила дать обещание, что на имперских совещаниях он не станет выступать против ее пожеланий. За это маркграф получит субсидию, достаточную для содержания 15 000 солдат, — 30 000 экю в мирное время и вдвое больше во время войны. У короля Франции было естественное и неослабевающее желание влиять» на германские дела, хотя единственным официальным обоснованием этого был статус гаранта Вестфальского договора, который поставил точку в Тридцатилетней войне. Что по этому поводу думает Фридрих?

Он уже сталкивался с предложениями такого рода. В октябре того же года в связи со сходным предложением с ним советовался герцог Вюртембергский, ему Франция в случае войны обещала оплатить содержание 4000 солдат; герцога обидело нежелание Франции дать какую-либо часть денег в виде аванса. В то время монархи не могли иметь влияния, если были не способны выставить войско или предложить военную помощь. Фридрих знал, что Байрейт очень нуждается в деньгах. Он посоветовал Вильгельмине, что вполне допустимо немного поторговаться. Солдаты могли бы быть указаны лишь на бумаге, а призваны — на что, собственно, придется тратить деньги, — когда появится реальная необходимость — это один вариант. Другой вариант заключается в том, чтобы настаивать на увеличении размеров субсидии, но Фридрих считал это маловероятным; он знал, что Франция контактирует со многими германскими монархами и вряд ли пойдет на уступку, но попробовать стоит. Что касается его собственного кошелька, быстро добавил он, то он пуст[162]! Письмо заканчивалось приглашением Вильгельмине нанести ему неофициальный визит, «ипе visite de bonne amitiè fait en rob е de chambre»[163], который намного приятнее холодных официальных визитов с их церемониалом и этикетом, скучных для обеих сторон. Их следствием бывает лишь благодарное облегчение после того, как все закончено.

Он всегда писал Вильгельмине, не сдерживая эмоций. «Ты была совершенно права, предположив, что маркграф Шведта (их зять женат на сестре Софи) останется верен себе, — написал ей Фридрих в феврале 1752 года. — Он заставил своего брата приехать к себе и принял его с непристойной вульгарностью, которая тебе хорошо известна. И скажи мне, отчего это маркграф Ансбаха так хочет, чтобы я продлил срок действия наших семейных договоренностей? Он прислал сюда какого-то лунатика, которого называет министром кабинета, некоего фон Гюттера…» и так далее. Несомненно, для него было большим облегчением иметь возможность излить тревоги и презрение к соседним монархам перед тем, кого он любил и кто его понимал.

1752 год, закончившийся разрывом с Вольтером, начинался матримониальными предложениями к младшей сестре Фридрихом, Амелии, красивой девушке. За несколько лет до того ее прочили в жены герцогу Камберленду. Теперь рассматривался союз Амелии с королем Дании, вдовцом. К нему Фридрих относился безо всякого энтузиазма. Из этого ничего и не вышло. В мире европейской политики многочисленные действующие лица подобно танцорам двигаются то в одну сторону, то в другую, не допуская при этом изменений мизансцены. Фридрих был строгим главой семьи, и все остальные перед ним трепетали. Он бывал и резким, и деликатным. Август Вильгельм однажды обратился к Фридриху за разрешением съездить в Швецию и получил отказ — с политической точки зрения такой визит в то время мог породить проблемы. Пространное письмо Фридриха с объяснениями — «твоя просьба невинна, обоснованна и чиста; мне ужасно неприятно, что приходится говорить тебе, что это невозможно», — написано откровенно и по-братски. В это время его письма к Августу Вильгельму, принцу Прусскому, были живыми и полными теплых чувств.

Дипломатические сделки, маневрирование, выбор позиций — все это занимало у него много сил и времени. Переговоры с Австрией представлялись неприятными. Фридриху периодически давали понять из Вены, что недовольны его управлением в Силезии, нередко это касалось отношения к религии. Такие обвинения он твердо отметал, уверенный в проведении там изначальной линии веротерпимости. В 1750 году велась активная переписка о титуле «короля римлян» для сына Марии Трезии, Иосифа. Эта проблема обсуждалась на имперских заседаниях, выполнявших роль своего рода игровых площадок, на которых германские князья-выборщики и их покровители в Германии и за ее пределами разыгрывали политические карты, в большинстве случаев при относительно небольших ставках. Мария Терезия твердо стояла на своем. Ее помимо прочих поддерживал король Британии Георг II. Этот вопрос начал играть роль лакмусовой бумаги для определения симпатии к Габсбургам и стал предметом для германских споров. Фридрих, демонстрируя определенную нейтральность, предложил подождать, пока молодой человек подрастет, — он родился в 1741 году.

Затем Фридрих получил секретное донесение от своего человека в Дрездене, фон Мальцана, в котором говорилось, что австрийцы надеются посадить Карла Лотарингского, зятя Марии Терезии и старого противника Фридриха, на польский престол. Этот план поддерживают русские, и его реализация потребует голосования в польском сейме. Брюль, старый враг Фридриха при саксонском дворе, активно поддерживал в Польше семью Чарторыйских, фактически уже управлявшую страной и тесно связанную с Санкт-Петербургом. Чарторыйским жестко противостояли другие знатные польские фамилии — Радзивиллы, Потоцкие, Любомирские, изображавшие в этой раздробленной стране квазисуверенов. Фридрих подозревал, что Брюль вовлечен в сговор по продвижению кандидатуры Карла Лотарингского, независимо от того, как это отразится на интересах