Скарлетт и Гомер по-прежнему предпочитали проводить дни наедине со мной, но Вашти отныне пребывала на вершине блаженства. Я была так рада за нее, что, наверное, чуть больше стала любить Лоуренса за это.

— Похоже, у каждого из них действительно есть свой характер, ты не находишь? — заметил как-то Лоуренс. — Я всегда знал, что у каждой собаки свой нрав, но не ожидал, что кошки такие же. Наверное, поэтому я не любил их до сих пор.

Такое заявление меня слегка ошеломило. Я просто поверить не могла, что на свете есть люди, которые не знают, насколько кошки, вне всяких сомнений, уникальны — каждая по-своему. Как и Лоуренс, я выросла в семье, где держали собак, но, принося в дом каждую из своих кошек, я, безусловно, ожидала, что ни одна из них не будет похожа на других.

Однако если такое прозрение было способно к лучшему изменить взаимоотношения Лоуренса с моими питомцами, я ничего не имела против.

Прошло еще немного времени, и Лоуренс стал не просто замечать разницу между кошками, но даже уважать их индивидуальность, пускай и против своей воли.

— Я могу понять Скарлетт, — однажды заявил он. — Она просто хочет, чтобы ее оставили в покое, чтобы она могла заниматься своими делами. — Как человек, сознательно проживший почти двадцать лет в одиночестве, естественно, Лоуренс ее понимал.

Впервые увидев, как Гомер подпрыгнул на полтора метра и поймал муху в полете, он был вне себя от восторга: «Ты просто посмотри, что этот кот вытворяет!» — воскликнул он. Его это так потрясло, что он немедленно побежал на кухню и принес Гомеру кусок индейки в качестве вознаграждения.

— Ей-богу, этот кот умеет двигаться. Ты когда-нибудь замечала, какая у него походка? Он такой гибкий и грациозный, как ни одна другая кошка!

Замечала ли я? Он что, шутит?

Именно Лоуренс накупил всяких сеток и проводов для ограждения балкона, чтобы туда можно было выпускать Гомера. А все потому, что он заметил, как кот с тоскливым видом стоит у раздвижной балконной двери, когда мы выпускаем туда Скарлетт и Вашти (это было причиной жутких угрызений совести, которые мучили меня несколько лет; я ни за что не хотела лишать Скарлетт и Вашти прогулок на воздухе и ужасно страдала, что Гомера приходилось исключать из их компании). Как ни печально, но факт оставался фактом: перила балкона были недостаточно высоки, чтобы защитить Гомера от случайного падения.

— Вот если бы он не прыгал так высоко, — сочувственным тоном замечал Лоуренс, но тут же добавлял не без некоторой гордости: — Но этот кот прыгает очень высоко.

И все же любимицей Лоуренса оставалась Вашти. «А-а, вот и кошечка Вашти!» — радостно вскрикивал он каждый раз, когда она входила в комнату и мчалась прямо к нему, запрыгивала на колени и осторожно терлась своей щекой о его щеку. Он даже придумал для нее особенное прозвище — Вашовиц. Лоуренс почти всегда говорил «наша Вашовиц», например: «Как думаешь, нашей Вашовиц понравится эта марка кошачьей мяты?» или «Думаю, нашей Вашовиц пора купить новую когтеточку. Старая уже совсем не годится».

Наблюдая за тем, как он суетится и заискивает перед ней, можно было подумать, что до него ни один мужчина не влюблялся в кошку.

Примерно через год после нашего переезда Лоуренс принес домой пакетик кошачьего лакомства «Паунс». Наверное, в первую очередь он хотел порадовать Вашти, но одинаково разделил угощение между всеми кошками.

Есть подозрение, что в это лакомство подсыпают крэк, потому что такого бедлама, который начинался у нас, когда кто-нибудь приносил домой пакетик «Паунса», я никогда раньше не видела. Даже Скарлетт — только вдумайтесь, Скарлетт — словно сурикат, поднималась на задние лапы и начинала просить. Скарлетт попрошайничала! Она по-прежнему не позволяла Лоуренсу прикасаться к себе и уклонялась от его попыток погладить ее по голове. Но готова была мурлыкать и тереться о его ноги, когда он приходил с работы.

Чтобы показать Гомеру, где лежит «Паунс», Лоуренс научился постукивать по полу ногтями. Гомер очень скоро привык карабкаться на Лоуренса и добродушно тыкаться мордой в его ладони и карманы. Привет, приятель! Ну что, принес свои конфетки «Паунс»?

А Вашти… ну, Вашти, конечно, тоже любила «Паунс», но Лоуренса она обожала и без него. Так что угощение мало что поменяло.

Лоуренс относился к тому типу людей, которые ни разу в жизни никому не вручали поздравительные открытки лично. Он всегда посылал их по почте, потому что, на его взгляд, в тысячу раз приятнее обнаружить поздравительную открытку в почтовом ящике, чем принять ее из чьих-либо рук.

На первый день рождения в квартире Лоуренса, который я отметила через год после переезда, я получила по почте две поздравительные открытки. Одна была от Лоуренса, и в качестве обратного адреса он указал свой офис. На второй значился незнакомый обратный адрес, и она была написана незнакомым почерком (позже я выяснила, что Лоуренс попросил кого-то из клерков подписать ее и указать свой адрес). Я вскрыла конверт, извлекла открытку и увидела, что на ней изображены три котенка, ужасно похожие на Скарлетт в первые месяцы ее жизни. На обороте я прочитала:

С днем рождения, мамуля! Мы тебя очень любим, хоть ты и заставляешь нас жить с этим жутким мужчиной.

Открытка была подписана: «Скарлетт, Вашти и Гомер». Естественно, «подпись» Скарлетт была сделана красными чернилами, а рядом с подписью Вашти, словно печать, стоял отпечаток ее лапки. В подписи Гомера буква Р была написана задом наперед, и вся подпись немного съехала набок. Позже Лоуренс объяснил это тем, что подпись Гомера, конечно же, неидеальна — в конце концов, он слепой кот.

Три недели спустя Лоуренс сделал мне предложение. И я его приняла.

Прошло еще два года, прежде чем мы с Лоуренсом поженились. Я подписала контракт на издание своего романа, и, хотя мне больше не приходилось с утра до вечера работать над текстом, потребовалось еще много месяцев на редактирование, раскрутку, интервью и презентации. Пытаться втиснуть нашу свадьбу в этот напряженный график было выше наших сил. Мы подождали год, пока книга не была опубликована, а потом начали готовиться к свадьбе.

Месяца за