сенат и стал обсуждать положение дел. Заседание продолжалось недолго; на площади поднялся шум, слышен был гул голосов, крики наполняли воздух. В сенате встревожились: Опимий вышел, чтобы посмотреть, в чем дело, и увидел такую картину. Около самого здания сената стояли носилки с трупом Антуллия; его нарочно раздели догола, чтобы видны были раны с черной запекшейся кровью. Опимий отлично знал, в чем дело, но сумел ловко разыграть комедию, притворился удивленным и возмущенным, вызвал всех сенаторов. Почтенные «отцы», не менее хитрые, чем консул, окружили носилки, проливая слезы, всячески выражали свое горе и проводили труп до конца форума.

Вернувшись, сенаторы дали консулу неограниченную власть, и Опимий немедленно воспользовался ею. Он велел всем вооружиться к следующему дню, всадникам, кроме того, было приказано привести с собою по два вооруженных раба. Критским стрелкам был послан приказ быть готовыми на завтра, и начальство над всеми силами сената поручено опытному офицеру Дециму Бруту.

С своей стороны и друзья Гракха приняли меры. Они приказали своим сторонникам вооружиться. Только сам Гай не принимал участия в приготовлениях. Уходя с форума, где были воздвигнуты статуи всем выдающимся людям Рима, он подошел к бюсту своего отца, долго глядел на него, не говоря ни слова, и, наконец, не выдержал: тяжелый вздох вырвался у него из груди, из глаз брызнули слезы, и он, повесив голову, тихими шагами отправился домой.

У народа, который видел эту безмолвную сцену, сжались сердца. Он припомнил, скольким он обязан этому человеку, которого он сам губил в благодарность за все, что получил от него. Вмиг собралась толпа и пошла вслед за ним, чтобы ночью оберегать его дом; была устроена смена караульных, чтобы нечаянным нападением сенаторы не овладели Гракхом. Но ночь прошла спокойно.

На следующий день сторонники Гракха под предводительством Фульвия Флакка заняли Авентинский холм и укрепились там. Все они были вооружены. Один Гракх не хотел вооружаться и вышел в тоге, взяв только небольшой меч.

Когда он выходил из дому, произошла тяжелая сцена. Лициния, жена его, кинулась к нему, прижимая его к себе и обняв одной рукой сына, рыдая, умоляла его не ходить туда и не подставлять грудь ударам убийц Тиберия. Гай, не сказав ни слова, тихо освободился из ее объятий и ушел, чтобы больше не возвращаться. Несчастная женщина без чувств повалилась на землю и долго не могла прийти в себя. Она очнулась только в доме брата, куда принесли ее верные рабы.

На Авентине все были в сборе, на Капитолии консул, вооруженный с головы до ног, отдавал последние приказания. Флакк послал к консулу и сенаторам своего младшего сына Квинта, чтобы попробовать уладить дело без кровопролития. Восемнадцатилетний юноша, прекрасный, как день, явился перед суровым консулом и передал ему поручение отца. Опимий потребовал, чтобы Гракх и Флакк явились сами к ответу за то, что нарушили неприкосновенность трибуна. Квинт вернулся с ответом Опимия. Гракх объявил, что он сейчас же идет, но Флакк и другие не пустили его, и Квинт снова должен был отправиться к консулу. Тот не стал даже слушать его. Ему хотелось поскорее начать битву. Квинт был арестован, Опимий объявил, что Гракх и Флакк открыто начинают восстание и должны быть лишены жизни. Принесший их головы получит от сената столько золота, сколько весу в головах. Сторонникам Гракха было обещано помилование, если они оставят своих вождей. Узнав об этом обещании, большинство оставило Авентин.

Гору некому было защищать, у Флакка осталось человек 300, когда консул двинул стрелков и отряд пехоты, составленный из знати и ее рабов. Длинные стрелы критян произвели такое страшное опустошение, что, когда пехота кинулась на приступ, на Авентине никого уже не было, только более 200 трупов покрывали землю.

Флакк бежал, но был найден в одной купальне на Тибре и немедленно заколот. Гракх не обнажал меча. При приближении консула он удалился в храм богини Минервы и хотел лишить себя жизни. Но друзья его вырвали меч из рук и увлекли за собой. С двумя друзьями и одним рабом хотел Гай спастись по ту сторону Тибра, но, сбегая с холма, он упал и вывихнул ногу. Преследователи были близко: одушевленные обещанной наградой, подняв мечи, догоняли беглецов сторонники консула. Друзья пожертвовали жизнью, чтобы спасти его. Один из них, Марк Помпоний, стал у подошвы Авентина, другой, Публий Леторий, у входа на мост. Настигнутые разъяренной шайкой преследователей, оба были изрублены на куски, но зато Гай успел перейти через мост. Еле волоча ногу, он умолял дать ему коня. Все от него отвертывались.

Поддерживаемый рабом Эвпором, он вошел в густую рощу и велел верному слуге заколоть себя. Эвпор в отчаянии исполнил приказание господина и, вынув меч из его груди, вонзил его в свою. Их трупы найдены были вместе.

Принесший голову Гракха приятель Опимия получил больше, чем она весила, а убийцы Флакка, люди простые, не получили ничего. В тюрьмах были удавлены до 3000 сторонников Гракха. В числе их был юный Квинт Фульвий Флакк.

Ни одно из обещаний Друза не было исполнено: о 12 колониях никто не заикался, даже устройство двух гракховских тормозилось. В 118 году до P.X. было совсем приостановлено наделение землей, а позднее казенные земли были объявлены частной собственностью, с которой не требовалось никаких сборов (в 111 г. до Р.Х.). Крупные землевладельцы стали еще больше скупать мелкие участки, и скоро крестьянство почти совсем перестало существовать. На форуме были поставлены статуи братьев Гракхов и народ совершал паломничество к местам их гибели.

В римской провинции II века до Р.X

Б. Жаворонков

1

В одном из густонаселенных кварталов Рима конца II века до Р.Х., у Тибра, в большом шестиэтажном доме, в нижнем этаже приютился кабачок; невзрачный на вид, он служил местом отдыха бедного люда и рабов Рима.

В одном из его темных углов, за хромоногим столом сидели два старых раба знатного сенатора: один – родом галл, сгорбившийся от работы, почти лысый человек с поблекшим взором; другой – испанец, с лицом в морщинах, наподобие печеного яблока, с трясущимися коленами и с длинными костлявыми руками.

Приятели попали сюда после долгого рабочего дня, чтобы отвести душу за кружкой кислого заморского вина. Прихлебывая вино маленькими глотками и закусывая его головками чеснока, они тихо вели между собой беседу.

Испанец рассказывал, как ему удалось сегодня оказать большую услугу землякам. Перед обеденным временем его таинственно вызвали к заднему выходу большого сенаторская дома, и там он увидел толпу своих соплеменников