И когда Мартин вошёл в Станцию ключников, он мысленнопростился с Ди-Ди так же, как с Ириной Полушкиной.

– Здесь грустно и одиноко, – сообщил маленький, веськакой-то скособоченный ключник. Раньше Мартину не доводилось встречать средиключников калек, но всё когда-то происходит впервые. – Поговори со мной,путник.

– За мной долг, – сказал Мартин.

Против ожидания, он не чувствовал ни ненависти, ни хотя бынеприязни к ключникам. Возможно, он не был уверен в их вине. А может быть,злиться на ключников – так же нелепо, как злиться на ураган или эпидемию…

Ключник кивнул:

– Я знаю. «Для чего-то маленького, жалкого, наивного, что небыло ни телом, ни душой, ни талантом, – вот для этого, составлявшего личностьмужчины, смысла так и не было. Он попробовал всё сразу – верить, любить,радоваться жизни и творить. Но смысл так и не нашёлся. Более того, мужчинапонял, что среди немногих людей, ищущих в жизни смысл, никто так и не смог егонайти».

Мартин кивнул, и маленький ключник, пьющий из высокогобокала жидкость, подозрительно похожую на молоко, улыбнулся ему.

– Человеку пришлось пройти ещё много дорог, – сказал Мартин.– Он бросался на всё, что, казалось ему, несло в себе смысл. Он пробовалвоевать, пробовал строить. Он любил и ненавидел, творил и рушил. И только когдажизнь его стала клониться к закату, человек понял главную истину. Жизнь неимеет смысла. Смысл – это всегда несвобода. Смысл – это жёсткие рамки, вкоторые мы загоняем друг друга. Говорим – смысл в деньгах. Говорим – смысл влюбви. Говорим – смысл в вере. Но всё это – лишь рамки. В жизни нет смысла – иэто её высший смысл и высшая ценность. В жизни нет финала, к которому ты обязанприйти, – и это важнее тысячи придуманных смыслов.

– Ты развеял мою грусть и одиночество, путник, – кивнулключник. – Входи во Врата и продолжай свой путь.

– Это было лишь окончание истории, – напомнил Мартин. – Ядумал, что за вход мне придётся рассказать ещё одну.

Мартину показалось – или ключник улыбнулся?

– Многим не хватает всей жизни, чтобы рассказать одну лишьэту историю. Каждый день они начинают её, но так и не знают финала… Входи воВрата и продолжай свой путь.

Ключник ответил на его вопрос?

– Я мог спасти Кадраха? – спросил Мартин.

Ключник смотрел в пространство и пил молоко.

– Не люблю быть должным, – сказал Мартин. – Я хочурассказать о тех, кто искал смысл жизни. О геддаре – учителе и палаче, которыйне сумел отказаться от смысла. О дио-дао, изменившем смысл жизни своего рода…

– Остановись, – сказал ключник, и Мартин осёкся наполуслове. – Остановись, Мартин. Ты пока не сумеешь закончить эту историю.Продолжай свой путь.

Мартин встал и кивнул. Его вдруг прошиб пот. Показалось…может быть, лишь показалось, что он едва не переступил неведомую, но оттого неставшую менее опасной грань.

– Спасибо, ключник, – сказал Мартин. – Увидимся.

Где всего полнее (если, конечно, не считать эмиграции)проявляется ностальгия – так это в командировках. Туристические поездкивсё-таки не дают ощутить сладостную тоску по родине – слишком многовпечатлений, слишком много живописных руин, молодого вина и тёплого моря. А вотрабочая поездка, да ещё и неудачная, позволяет возвышенной тоске по родинезародиться, окрепнуть и расцвести целым букетом патриотических васильков илирусофильских ромашек.

Ничем иным, кроме как неудачной командировкой, своёпутешествие на Мардж-Факью Мартин не считал. Он упустил все нити. Он позволилИрине в очередной раз умереть. Он так и не понял, чему стал свидетелем –божественному чуду или прихоти чужой физиологии.

Самое время было припасть к корням. Вдохнуть полной грудьюдым отечества, выпить чарку водки и закусить щепоткой сырой земли. И,разумеется, несколько месяцев посидеть в Москве безвылазно.

Или отправиться куда-нибудь в тёплые края – не слишком,впрочем, дальние. Вполне годилась Ялта, Одесса или Севастополь. Мартин как-тоочень отчётливо представил себе Ялту, спускающиеся к морю улочки, маленькийкабачок у нижней станции канатной дороги, где так приятно выпить розливногопортвейна завода «Магарач» перед тем, как прогуляться по берегу ужепрохладного, но всё ещё доступного для закалённого купальщика моря… Мартин дажеухмыльнулся – криво, но с облегчением. Выбросить из головы Ирину. Завестилёгкий курортный роман – обязательно с замужней дамочкой, приехавшей на отдых ине настроенной на длительные отношения. Пить много крепкого вина. Курить старуювересковую трубку – бюджетный, но приличный «Stanwell» с серебряным колечком учубука. Покупать у кавказцев съедобный лишь в горячем виде шашлык. Обязательнокупаться голым по ночам. Кормить с балкона засохшим лавашем прожорливых чаек.Живописным южным нищим подавать мелочь, а детям покупать мороженое. Вечераминемножко смотреть телевизор, а может быть, даже ходить в кино и на концертыувядших поп-звёзд.

И через пару недель вернуться в Москву успокоенным,расслабившимся, выбросившим из головы чужие миры, чужие проблемы и чужиестрахи.

Всё это Мартин обдумывал, стоя в очереди на паспортныйконтроль – уже за стенами московской Станции. Народу было много, большей частьюлюди, но встречались и занятные Чужие. Против обыкновения Мартин за ними ненаблюдал в попытках почерпнуть что-нибудь полезное из внеземной психологии, амечтал о Ялте, мимолётных радостях бархатного сезона… или октябрь месяц – этоуже не бархатный сезон? Всё равно только Ялта! Украинская горилка «Nemiroff»,николаевское пиво, любимая трубка, горячие женщины всегда и погружение впрохладное море однократно.

Паспортный контроль сегодня тянулся невыносимо долго.Мартина продержали минут двадцать – завис компьютер, и паспорт таскали кдругому контрольному пункту, где тоже имелась своя очередь. Но Мартин, как илюбой россиянин, хоть однажды прошедший через Шереметьево-2, был терпелив и назадержки не роптал.

Наконец паспорт проверили, въездную визу поставили, Мартинпрошёл за воротца и огляделся в поисках такси.

Искать машину и торговаться не пришлось. Родина уже ждалаего – в лице Юрия Сергеевича, одетого в лёгкий серый плащ и крутящего на пальцеключи от старенькой серой «волги».

– Куда ехать? – строго улыбаясь, спросил Юрий Сергеевич.

– Куда прикажете, – без спора садясь в машину, ответилМартин. Рюкзак и зачехлённый винчестер он бросил на заднее сиденье.

– Вот это вы правильно сказали, – кивнул чекист.