Наловив рыбы полную корзину – ее он тоже сплел из лиан, – де Граммон разжег костер, нанизал карлабадос на прутья и поставил их на огонь. Покончив с этим важным делом, он сел в тени, чтобы отдохнуть. Какое-то время Мишель смотрел на пламя, а потом поднял голову, взглянул на океан… и едва не потерял сознание. Неподалеку от острова бросил якорь фрегат, и от него отчалила шлюпка, которая взяла курс на бухту!

Не может быть! Де Граммон протер глаза, посчитав все это миражом, – такое часто случалось на Мейне. По его прикидкам, он попал на один из тех необитаемых островов, на которые никто не заглядывает. Они лежали вдалеке от проторенных морских путей, и причалить к такому острову капитана могла заставить только какая-нибудь срочная, безотлагательная надобность – к примеру, если корабль изрядно потрепал шторм, сильный ветер утащил его неизвестно куда, и нужно пополнить запасы воды и провианта.

Киль шлюпки с тихим шорохом прорезал золотой прибрежный песок, один из ее пассажиров, бросив взгляд на Мишеля, определил, что перед ним дворянин, судя по остаткам богатой одежды и по шпаге, которую тот воткнул в песок, и спросил:

– Que aqu? patin? senor? Qui? n eres?[54]

Мишель де Граммон от неожиданности обмер – это были испанцы! К своему ужасу, он попал из огня да в полымя.

Таверна «Хромой пес» на Тортуге славилась дебошами. Здесь собирались самые отвратительные типы, в основном флибустьеры, которых сторонились даже видавшие виды корсары, не говоря уже о солидных и обстоятельных буканьерах, любителях дружеских бесед, хорошего табака и тишины, – им трудно было отвыкать от укоренившихся привычек вольных охотников, почти отшельников, собеседницей которых долгие годы была лишь немногословная сельва. Главным для клиентов «Хромого пса» была даже не выпивка, в таверне пираты искали случая показать свою удаль и отвагу в доброй драке или поединке.

Длинный Гастон угрюмо сидел в углу. Несмотря на несомненные достоинства опытного, немало повидавшего на своем веку моряка и отменного боцмана, в душе он был помесью лиса и хорька. Эти нехорошие особенности своей натуры Длинный Гастон скрывал, как только мог, потому как пираты не любили двуличных людей. Простота обычаев и нравов – вот главное правило жизни корсаров и флибустьеров Мейна. Пираты терпеть не могли гонор, а уж хитрецов и тех, кто в любой момент мог предать товарищей, на дух не выносили.

– Куда запропастился этот проклятый индиос?! – гневно вопрошал Длинный Гастон сам себя после очередного глотка крепкого рома.

Наконец хлипкая дверь отворилась, и в изрядно прокуренное полутемное помещение вошел индеец-метис. Мрачный взгляд, который он бросил на белых, не сулил им ничего хорошего, как и всем, кто становился на его пути. Он не был пиратом, не работал, но денежки у него водились. Звали его Агуара, он принадлежал к индиос-бравос – так испанцы называли неоседлых и не обращенных в христианство индейцев, – и был вожаком банды «крыс», промышлявшей на Эспаньоле и на Тортуге обычным разбоем.

Его люди нападали на испанских колонистов и грабили их, присваивая скот и все ценное. Но чаще всего бандиты обирали до нитки пьяных пиратов, у которых в кошельке звенело серебро и золото. Члены банды – в основном метисы и мулаты – действовали по ночам и растворялись в темноте как призраки. Нужно отдать им должное – они старались никого из корсаров и флибустьеров не убивать. Вычислить бандитов не составляло особого труда, а за своего товарища пираты не просто лишили бы мерзавцев жизни, а сделали бы это изощренно, чтобы крысы подольше помучились, – в этом деле представители берегового братства изрядно поднаторели, под пытками вытягивая у пленных испанцев, где бедняги хранили золото и драгоценности.

Конечно, многие знали о существовании крыс Агуары. Но относились к этому философски. Пираты и сами отнюдь не были белыми и пушистыми, поэтому бандитское ремесло на суше считали ничуть не хуже морского разбоя. Каждый занимается своим делом – всего лишь. Тем более что бандиты Агуары, так же как и пираты, нападали на испанских колонистов и громко кичились удачами – так приказал вожак. Агуара был большим хитрецом; он понимал, что стычки с испанцами в глазах берегового братства, а главное, губернатора Бертрана д’Ожерона, служат ему и его людям чем-то вроде индульгенции.

– Где тебя носит, якорь тебе в зад?! – рявкнул Длинный Гастон, когда индеец, не дожидаясь приглашения, сел за его стол и щелкнул пальцами, подзывая слугу, чтобы тот принес еще один стакан.

– Дела, – коротко ответил Агуара, налил из бутылки Гастона рому и выпил почти полный стакан на одном дыхании.

Главным его недостатком было пристрастие к спиртному. Агуара грабил лишь для того, чтобы хватало на выпивку. Богатство как таковое его не интересовало.

– Дела, говоришь?! – с яростью процедил сквозь зубы Гастон. – А когда ты обстряпаешь мое дельце, за которое я заплатил тебе полсотни золотых монет?! Почему Тим Фалькон до сих пор не сдох?!

– Смею напомнить вам, сеньор, что я получил только задаток – двадцать пять пистолей.

– Мы договорились, что остальные деньги я выплачу, когда ты все обтяпаешь!

Поражение на дуэли от капитана Фалькона стало для Длинного Гастона сущим наказанием. Сам проигрыш был делом заурядным – со всяким может случиться, даже с самым выдающимся бойцом. Но то, что признанного силача и бретёра Бом-брамселя свалили в поединке не с помощью клинка, а ударом кулака по башке, словно быка на бойне, было чем-то из ряда вон выходящим.

При встрече с Длинным Гастоном почти все опускали глаза, опасаясь нарваться на скандал, который мог закончиться весьма печально, – все же Бом-брамсель был отличным рубакой и в бою ему мало кто мог противостоять. Но за спиной он постоянно слышал смешки. Пираты зло потешались над его неудачей, а записные остряки придумывали разные истории про то, как Длинный Гастон нюхал песок после схватки с Тимом Фальконом, который благодаря этому стал на Тортуге почти эпическим героем. А уж такого душа бедного Бом-брамселя не могла вынести.

Тогда он нашел Агуару и заплатил ему, чтобы тот со своими бандитами закопал капитана Фалькона на два метра вглубь. Еще раз сойтись с ним в поединке Длинный Гастон не решался. Когда прошла дикая ярость из-за поражения, Бом-брамсель по здравому размышлению понял, что на дуэли Тим Фалькон с ним не дрался, а играл. Капитан блестяще владел клинком и мог убить Гастона в любой момент, но не желал ему смерти, поэтому и оглушил ударом по голове. Как все мелкие, ничтожные душонки, Длинный Гастон вместо того, чтобы поблагодарить Тима Фалькона за возможность жить дальше, возненавидел его как своего злейшего врага.

– Оказалось, что все не так просто, господин, – холодно ответил Агуара.

– Почему?!

– С ним постоянно находится вождь племени гуахиро Конуко.

– Ну и что с того? Одним грязным индейцем больше, одним меньше – какая разница? Убей и этого Конуко, а я доплачу тебе еще два золотых.