шепнул мне Танияр и накрыл мои губы своими губами, так и не дав ответить.

А когда отстранился, я увидела, что дайн вновь собран и готов говорить о деле. Фыркнув, я хотела стукнуть супруга по груди кулаком, но вместо этого накрыла ее ладонями и повторила вопрос, прежде чем он перейдет к тому, что считал более важным.

– Ты так и не сказал, что происходит в Айдыгере.

– Айдыгер стоит, – усмехнулся Танияр. – Люди привыкают к тому, что мы теперь едины. Это я тебе уже говорил. Ягиры, давшие клятву Белому Духу, следят за порядком на землях их бывших таганов. Но бунта нет. Те, кто мог бы заявить о своем главенстве или праве на власть, или погибли, или стояли на сангаре под стенами Иртэгена. Вернешься и займешься админст… адмирс… тьфу, – сплюнул дайн. – От некоторых слов язык становится деревянным.

– Администрированием? – с улыбкой спросила я.

– Этим и займешься, – ответил Танияр под мой смешок.

– Что наши свояченицы и дети?

– Хасиль опять стала важная, – широко улыбнулся дайн. – Она пришла ко мне и сказала, что хочет завести такой дом, куда бы люди могли приходить лечиться. Сказала, что ты дельное придумала, когда в наш дом свозили раненых. Говорит, и без войны такой надо. Легче занемогших в одном месте собрать и за ними смотреть, чем по домам, как Орсун, бегать. Хасиль теперь тоже начали звать.

– Ох, больница! – восторженно выдохнула я. – Это же как верно она придумала, Танияр! Мне нравится такое решение. Ты ведь ей не отказал?

– Не отказал, но велел немного подождать, – ответил Танияр с улыбкой. – Сказал, что займусь ее просьбой, когда более важные дела закончу. Но теперь ты возвращаешься и сама сможешь следить за устройством больницы.

– Скорее бы, – мечтательно произнесла я.

Дайн провел по моей щеке ладонью, после поддел пальцем подбородок и с добродушной иронией констатировал:

– Истосковалась по делу.

– Очень, – призналась я и задала новый вопрос: – А что Эчиль и девочки? Как Белек?

Танияр вновь привлек меня к себе. Он поглаживал меня по волосам, а я таяла от этой незатейливой ласки и, признаться, готова была подождать с ответом еще, но супруг и не думал затягивать.

– Эчиль, пока тебя нет, занялась мастерскими и часто бывает на курзыме. Девочки с ней, и Белек тоже. Сестра приняла на себя заботу о младшей дочери мужа. Малышка за ней хвостом вьется. О матери спрашивает, но уже давно не плачет, привыкает. Да и Эчиль с ней как с родной дочерью. Добрая она.

– Эчиль замечательная, – улыбнулась я. – А как мои животные? Ты говорил, что закрыл рырхов на подворье…

– Они только меня слушают. А на улице становятся злыми, с поводков рвутся. Они тебя искать хотят, я удерживаю. На меня не рычат, но видно, что тоскуют. И Ветер совсем приуныл, от еды отказался. Только Ашит его есть снова заставила. Пришла, что-то там ему пошептала, и саул немного ожил. Наверное, в этот раз он тебя покусает.

Я подняла на мужа изумленный взгляд, и он хмыкнул. После легонько постучал пальцем мне по лбу, явно сетуя на мою непонятливость.

– Он в прошлый раз тебя ругал, но ты опять пропала. Как ему с тобой бороться? Осталось только покусать. Возможно, поселится у нас на подворье, а может, – он выдержал многозначительную паузу, – даже у нас в спальне.

Я рассмеялась, а после укоризненно покачала головой, но Танияр отмахнулся с видом знатока.

– Ты просто саулов не знаешь, – а затем и сам весело улыбнулся и заверил: – В спальню не пущу. Там даже рырхи уже не живут.

– А где же они живут? – взволновалась я.

– Во дворе, – ответил супруг. – Если бы они остались в спальне, то не осталось бы места мне.

– Чушь…

– Ты их просто еще не видела, – отмахнулся дайн. – Мейтт в половину меня ростом. Торн и Бойл мало ему уступают. Они сильно выросли. Скоро осень, и рырхи достигли своего взросления.

– Но на улице! – воскликнула я, и Танияр накрыл мне рот кончиками пальцев.

– У них есть ошейники, – со значением ответил он.

– И?.. – в недоумении спросила я.

– У какого рырха есть ошейник? Ни у кого, кроме них. А раз у них есть то, чего нет у других, зачем им еще и дом? – последовал ответ.

– А если дождь?!

– Для них построили загон, там всё есть, – отмахнулся супруг, и я констатировала:

– Ты – чудовище.

– Не-а, – жизнерадостно мотнул головой Танияр. – Я – дайн Айдыгера. Первый в роду, как ты помнишь. – Я насмешливо фыркнула, и он, накрыв мне ладонями место пониже спины, рывком прижал к себе и шепнул на ухо: – Осталось продолжить род.

И у меня затрепетало сердце, когда он прикусил мне губами мочку уха.

– Ох, – вздохнула я и вдруг поняла, что перестала ощущать плотность супруга под своими ладонями. – Танияр!

– Ты таешь, Ашити, – донеслось до меня. – Я буду рядом, я всегда рядом…

– Танияр, – в расстройстве прошептала я и открыла глаза. – Боги…

Прямо передо мной было лицо… или морда. То ли человек, то ли животное склонилось надо мной. Небольшие черные глазки смотрели колючим взглядом. Затем плоский нос существа дернулся, ноздри затрепетали, и из его горла донеслось то ли ворчанье, то ли хрип.

– Архам, – испуганно выдавила я. – Архам…

– Ур-рх, – пророкотало создание, и волосатая сильная лапа выдернула меня из укрытия. – Рур-рых, – добавил тот, кого я вовсе не желала и не ожидала встретить.

Не спрашивая на то моего мнения, урх перекинул меня через плечо и потащил прочь от места стоянки. За ним, переваливаясь, следовал второй, и этот тащил одного из салгаров. И запах от них шел такой, что впору было лишиться сознания, но, как назло, разум мой был чист, и смрад продолжал заполнять обоняние.

– Архам! – надрывно выкрикнула я, но ответа на призыв не послышалось.

Никто не спешил вызволять меня, и урхи потащили свою добычу в ночь. Создатель, третье похищение, за что?!

Глава 15

Итак, меня похитили… снова. В этот раз даже не люди, ну, или почти люди. Урхи, как и говорил Рахон, оказались и вправду ловкими, несмотря на видимую неуклюжесть. А еще они были невероятно сильны физически. Ни я, ни салгар плечи этим разбойникам не оттянули, а скакуна тоже несли, а не вели. А еще было то, о чем илгизит не сказал, – они отлично видели в темноте. В любом случае продвигались достаточно быстро и уверенно, даже взбираясь по склонам. И чем дальше они уходили, тем призрачнее становилась моя надежда на избавление. А из-за дурного запаха,