Чертов Клэй!

– Так он больше не хочет работать на тебя?

– У него есть подруга в штабе Кристофера, Марси… Так вот она уверена, что им пригодится его опыт.

Еще бы!

– Но ведь… Но ведь Бен Кристофер – демократ!

– Да, да, – кивает мама. – Я так и написала Клэю. А он в ответ: «Это политика, милая. Ничего личного». – В голосе у мамы тоска.

– Что изменилось? – Я показываю на эркерные окна ее кабинета, огибающие угол нашего дома. – Там… вы с Клэем были заодно.

Мама облизывает губы.

– Не знаю, Саманта. Меня зацепили слова Клэя о том, что я старалась для тебя. Чтобы защитить тебя и юного Гарретта. – Мама прижимает ладони мне к щекам и наконец заглядывает в глаза. – На самом деле… я думала о тебе в последнюю очередь. – Она трет переносицу. – Мол, если бы не ты, никто не узнал бы. – Прежде чем я успеваю ответить и даже просто обдумать услышанное, мама поднимает руку: – Знаю, можешь ничего не говорить. Какая мать способна на такие мысли? Я плохая мать – вот что я поняла. И слабая женщина.

Меня мутит. Я ведь сама так думала и недавно поделилась этим с Джейсом, но меня все равно терзают грусть и чувство вины.

– Мам, ты же сказала правду! Это смелый поступок.

Мама пожимает плечами: жалость ей не нужна.

– Весной, когда мы с Клэем только познакомились, я умолчала о том, что у меня дочери-подростки. Правда казалась… неудобной. Я на пятом десятке, с двумя почти взрослыми дочерями. – Мама невесело смеется. – Весной это казалось проблемой.

– Трейси-то знает?

– Она приедет завтра утром. Я позвонила ей сразу, как вернулась.

Интересно, как отреагирует Трейси? Моя сестра – будущий юрист. Ужаснется маминому поступку? Расстроится, что прервали ее каникулы? Поступит как-то совершенно иначе? Ах, Трейс, я страшно по ней соскучилась!

– Что сказала миссис Гарретт? Что будет теперь?

Мама снова тянется за бокалом и делает большой глоток. Не слишком обнадеживающе!

– Не хочу об этом думать! Мы скоро все узнаем. – Мама выпрямляет ноги и медленно встает. – Уже поздно. Тебе пора спать.

Материнские увещевания. В нынешней ситуации они звучат нелепо. Но вот мама, понурив плечи, тянется к дверной ручке, и с языка у меня срывается правда:

– Мам, я тебя люблю.

Мама наклоняет голову, мол, да, она услышала, и ведет меня в охлажденный кондиционером дом. Вот она поворачивается, чтобы запереть дверь и вздыхает:

– Так я и знала.

– Что именно? – уточняю я.

– Знакомство с этими соседями к хорошему не приведет.

Вопреки прогнозам Клэя Гарретты не устраивают пресс-конференцию на следующий же день. Они и в полицию не обращаются. А вот говорящую палку используют. В больнице проходит семейный совет, на котором присутствуют все дети, вплоть до Энди. Элис и Джоэл хотят немедля сдать мою маму полиции, Джейс и Энди выступают против. В итоге мистер и миссис Гарретт решают не придавать дело огласке. Моя мама предложила покрыть все расходы на лечение и на жалованье дополнительному работнику в магазин. По словам Джейса, тут его родители в замешательстве: мистер Гарретт не желает ни благотворительности, ни денег за молчание.

Целую неделю Гарретты обсуждают это между собой. Потом мистера Гарретта переводят в общую палату, и мама отправляется его навестить.

Даже Джейс не знает, как проходит встреча, но днем позже мама отказывается от участия в выборах.

Ее прогнозы сбываются – Клэй готовит ей речь:

«Семейные обстоятельства вынуждают меня отказаться от борьбы за высокий пост в надежде снова служить вам в качестве сенатора. Государственные служащие имеют и личную жизнь. Сейчас я должна уделить внимание именно ей. Я должна позаботиться о самых близких, прежде чем бороться за право служить народу штата».

Пресса поднимает шум – наверное, как всегда, когда политик неожиданно выходит из предвыборной гонки, – но через пару недель он сам собой стихает.

Я думала, что мама отправится в круиз на Верджин-Горду, сменит обстановку, а она проводит много времени дома, занимается садом, который очень любила, пока с головой не увязла в политике. Она готовит еду для Гарреттов и передает через меня, пока Даффу до смерти не надоедают вяленые помидоры, козий сыр и слойки, как еще недавно – пицца. Пряча глаза, мама справляется у меня о здоровье мистера Гарретта, а когда Джейс предлагает выкосить нам лужайку, отвечает:

– Мы вызываем бригаду, но все равно спасибо!

* * *

После стольких лет с водно-теннисным клубом, стольких торжественных ужинов по пятницам, стольких часов, проведенных в бассейнах и рядом с ними, мне следовало бы скучать по клубу с тех самых пор, как я сдала форму и попрощалась с мистером Ленноксом. Мама решает отправиться именно туда на последний семейный ужин перед отъездом Трейси в колледж. Мы открываем тяжелые дубовые двери, и я не чувствую ни капли ностальгии, лишь удивляюсь, что ничего не изменилось. Классическая музыка, приглушенная настолько, что воспринимается как фон, громкий смех за барной стойкой, звон посуды. Запахи лимонного масла, перекрахмаленных скатертей, жаренной на гриле говядины. Сегодня вопреки традициям ведет нас Трейси, мама идет следом. Метрдотель, как обычно, встречает нас, но ведет не к привычному столику у полотна с загарпуненными китами и несчастными матросами, а к маленькому угловому.

– Мне очень жаль, – говорит метрдотель маме, – но вы к нам давненько не заглядывали, и мы отдали этот столик мистеру Ламонту, который приходит каждую пятницу.

Мама опускает глаза, но потом смотрит прямо на метрдотеля:

– Да, конечно. Это вполне естественно. Нам так даже лучше. Спокойнее.

Мама садится на стул спиной к обеденному залу и разворачивает салфетку.

– Очень жаль, что вы больше не будете представлять наш штат, сенатор Рид, – тихо добавляет метрдотель.

– Да, настало время перемен.

Мама тянется к корзине для хлеба, с необыкновенной сосредоточенностью мажет булочку маслом и ест так, словно это ее последняя трапеза. Трейси косится на меня и изумленно поднимает брови. В последнее время мы с ней то и дело переглядываемся. Наш дом теперь как минное поле. Трейси не терпится сбежать в Миддлбери, и я ее не виню.

– Кстати о переменах, – начинает Трейси. – Я немного переиграла планы на колледж.

Мама доедает булочку и тихо говорит:

– Нет.

Трейси молча смотрит на маму, словно та лишилась права говорить «да» и «нет». Так она и ведет себя с тех пор, как вернулась из Виньярда.

– Флип переводится в Вермонт. Ради меня. Он и на работу удачно устроился – помощником профессора на факультет английской филологии. Мы хотим вместе снимать квартиру.