когда наконец заговорила, голос звучал будто откуда-то из другого мира, мира уверенности и смирения.

– Я это с того самого дня знала, как он ушел. Что он не вернется. Я предчувствовала.

Обычно, когда отец приходил домой и со двора кричал, что вернулся, мать бросала все дела и спешила к двери его встречать. Каждый год, когда отец приходил из армии на побывку, она целыми днями светилась от счастья, даже выполняя самую утомительную работу по дому.

– Ты много лет не приезжал сюда, – сказала она, словно прочитав его мысли.

– Знаю, Ма. Этого мне никогда не искупить.

– Я не об этом. Я знаю, почему ты не приезжал. У тебя своя семья есть, и о ней тоже надо заботиться.

– И все равно я мог бы приехать…

Мать перебила его:

– Когда твой отец заболел, он стал часто говорить о тебе. Да что там, постоянно о тебе говорил. Он называл тебя Ишоу, но на самом деле говорил о тебе. Я это поняла, когда мы разговаривали с владельцами магазина. Поначалу я думала, что из-за недуга он путает имена, но потом поняла, что говорил он о тебе.

Итянь тер горячей от воды губкой между ее пальцами и беззвучно плакал. Он представил, как вечером перед уходом отца мать моет ему ноги, готовя к путешествию, о котором не знает. Как происходило это каждый вечер и до того. Как мать кипятит воду и наливает ее в таз. Как ее морщинистые руки касаются его морщинистых стоп. Как руки поглаживают ту ногу, что послабее, которую отец ненавидел. Наверное, именно эта череда дней и ночей сделала его отца таким, каким он был. У отцовской истории есть начало и конец, между которыми у Итяня никак не получалось вшить середину. Но свою жизнь Итянь выбрал сам. Он сам определил ее ход, уехав и приняв решение не возвращаться, а окончательно подтвердил это решение, когда покинул страну. А теперь надеялся вернуть то, что упустил по своей же воле.

Итянь посмотрел на мать, и ее умиротворенное лицо поразило его. В Америке он часто размышлял, где же найти это чувство умиротворенности, покоя. Иногда он просыпался посреди ночи, в самое темное ее время, и бродил по улицам, надеясь набрести на это ощущение, уловить его. Но то, чего удавалось достичь ему, совсем не походило вот на эту материнскую умиротворенность – она не стремилась к ней, а просто так жила.

Он вытащил ее ноги из старой деревянной лохани. Горячая вода добавила ногам сил, они будто потяжелели и окрепли. Итянь вытер материнские ноги полотенцем, мать поднялась, и они оба начали готовиться ко сну.

Глава 40

Ему хотелось попросить лишь об одном – о прощении. Эта мысль, единственная, крутилась у него в голове, пока он шел по дороге, ведущей из деревни.

Ночью накануне, как и много ночей прежде, он не спал. Рядом мирно сопела жена. После того как он демобилизовался, заснуть ему удавалось с трудом – уж очень здесь тихо. Он привык к храпу и сонному бормотанию множества мужчин вокруг, постоянным звукам, которые не оставляли пространства для мыслей.

В ту ночь, лежа в кровати, он разглядывал вставшие перед ним лица сыновей. В последнее время он нередко видел их вот так. Один из сыновей, Итянь, уехал в Пекин, а вот где второй? Последнее, что он запомнил, – это как Ишоу поехал в Хэфэй помогать младшему брату сдавать экзамены. Но что случилось потом? От Ишоу уже давно не было никаких известий.

Заснуть все равно не получалось, поэтому он встал с кровати и принялся расхаживать по комнате. Ломая голову над этим вопросом, он не заметил, как наступил рассвет и проснулась жена. Он сел за стол на кухне, и жена спросила:

– Ты о чем задумался?

– Ни о чем, – ответил он.

Он все время пытался вспомнить, куда делся Ишоу, и следовал за сыном по тем местам, где тот бывал, – поля, соседняя деревня, где жила женщина, на которой он собирался жениться, а затем перед ним словно вырастала стена, прочная, как из кирпича. Он упирался в нее, и она мешала ему добраться до прошлого.

Они с братом уехали в Хэфэй, а дальше что?

За завтраком он все прокручивал в голове этот вопрос, но лишь позже, когда жена ушла, его осенило. Он поступил плохо. По отношению к обоим сыновьям. Поэтому они больше с ним не общаются.

Он не знал ни что он натворил, ни почему они так надолго покинули его. Это не имело значения, сейчас главное – все исправить. Беспрерывно думая об этом, он обулся в матерчатые башмаки, собрал небольшую котомку, привязал ее к поясу. Что бы он ни натворил, он все исправит. Просто надо отыскать сыновей.

– Простите меня, – скажет он им, встав на колени.

* * *

Он шел несколько часов, пока не оказался в деревне, где прежде ни разу не бывал. Здесь-то он и заметил Итяня. Тот стоял в толпе возле рыночного лотка. Торговля велась бойко, люди и животные поднимали клубы пыли, но лицо сына он видел отчетливо. Со своей обычной серьезностью Итянь протягивал деньги продавцу. Однако стоило ему подойти к Итяню, как тот исчез. Ничего, путешествие снова выведет его к сыну. Он его увидел, а значит, на верном пути.

Эту ночь и следующую он провел в заброшенном коровнике с соломенной крышей. Он вспоминал времена, когда подобные коровники давали кров деревенским беднякам, однако те времена давно минули. Что случилось со всеми этими людьми? Спал он недолго – ни той ночью, ни следующей. Несмотря на куртку, холод мешал уснуть, и он решил побыстрее добраться до нужного места.

* * *

Где находится прощение? Далеко ли до него и долго ли придется идти? На третий день он пришел в Пять Рощ. Это место помнилось по рассказам отца – тот расхваливал местную библиотеку. Отец, по которому он тоже тосковал все это время. С отцом он обошелся грубо, но сейчас у него не придумывалось ничего, что оправдывало бы молчание.

Он спросил у какой-то женщины, где здесь библиотека, и женщина довела его до магазина, куда, по ее словам, перевезли все книги.

“Отцу бы тут понравилось, – подумал он, – и Ишоу тоже”. В магазине, между штабелями книг, бегали двое детей, а пожилая женщина, едва передвигая ноги, пыталась их догнать.

– Вам какая книга нужна? – спросила она.

– “Династийные истории”. – В отличие от всего остального, название книги вспомнилось без труда.

– Позову мужа, пускай поищет, – сказала она.

Пришел владелец магазина и