— Ой, а я вижу: песочницу, детскую площадку и качели, — обрадовалась Настя.

— Это какая-то оптическая иллюзия? — глядя через её плечо и расфокусировав взгляд, я попытался разглядеть детскую площадку.

— Это не иллюзия. Это художественная передача ваших индивидуальных внутренних переживаний: эмоций и чувств, — с глубокой убежденностью в голосе проговорил художник. — Состояние, которое запечатлел здесь Гаврилович — называется счастье.

«Всё зеленое» – поистине бесценная картина. Должно быть вы какой-то особенный человек, если он счел нужным передать её именно вам. На данный момент творчество Гавриловича ещё недооценено, но это естественно. Люди просто не готовы к восприятию нетрадиционных форм в искусстве.

— Я, похоже, точно не готов, — я по-прежнему видел только зелёные мазки.

— Почему счастье зелёное? — спросила Настя.

— Ну как же? Зеленый цвет — это молодость, надежда и радость. Это любовь и вечное лето. Зеленый — цвет свободы и жизни, в конце концов. Во всяком случае, Гаврилович, ощущал счастье именно так, поэтому передал его в зеленом цвете.

— Тоска тоже зелёная, — зачем-то сказал я.

— Зря вы иронизируете. Акт творения приобщает нас к божественному, как ни одно другое действо. У Гавриловича был настоящий талант. А талант — это и счастье, и крест. Человек, наделенный талантом, не принадлежит себе, он рожден для высшего и большего, это его призвание и боль, — художник снял очки. — Просто берите её, а поймете всё потом.

Мы вышли на улицу. Настя несла картину перед глазами.

— Смотрю, смотрю и никак не могу на неё насмотреться. Как будто от неё и правда счастьем веет.

— Ты просто очень впечатлительная. Это как с приметами. Ты в них веришь, потому что тебе рассказали об этом. Если бы он не сказал, что это счастье, ты бы этого не чувствовала.

— Наверное, ты прав, — она отдала мне картину и я завернул её в тряпку. — Всё находится у нас в головах. Марков тоже так говорит. Но с другой стороны, это же здорово, если ты смотришь на картину, и тебе становится хорошо, пусть даже дело не в картине, а в тебе самом.

Я подержал картину то приближая, то удаляя.

— Знаешь, что я тут вижу? Я вижу море зелени у подножья Колеса обозрения. И футбольное поле, а ещё у мамы было платье похожего цвета, давно, до развода. И ещё почему-то занавески в старой комнате. Хотя они совсем не зеленые. Просто вспомнилось, как я их зелёнкой облил.

Настя засмеялась.

— Ну, вот, значит всё-таки ты что-то там видишь.

— Да нет, это я просто так додумал, — я ещё какое-то время смотрел, пытаясь поймать тот отблеск, из-за которого я стал всё это вспоминать, но он пропал и снова была мазня. — Интересно почему Гаврилович решил подарить Тифону «счастье»? Тиф больше бы обрадовался картине «много денег».

— Ну ты что? Много денег — это вообще не эмоция и не чувство. Это просто деньги.

— Ещё какое чувство, — я порылся в сообщениях. — Вот адрес. Сейчас сгоняем и превратим её в «немного денег». Ты ещё не устала?

— Нет, но мне почему-то очень захотелось винограда. Наверное, когда я думаю о зелёном, то представляю его.

— А я киви. И яблоки ещё.

— Давай купим виноград? Не волнуйся, деньги у меня есть.

— Я и не волнуюсь.

— Нет волнуешься. Я же понимаю. Но я работаю и у меня есть зарплата.

— Ты чего? — я опешил. — Это из-за того, что я сказал?

Знала бы она про единорога!

— Нет, нет, не слушай. Просто так ляпнула. Не обращай внимания. Иногда такую ерунду могу наболтать, сама удивляюсь.

Она схватила меня за руку и как током ударило. Тысячевольтный разряд от самых кончиков пальцев до локтя, плеча, шеи, головы. В ноги тоже ударило.

Они так напряглись, что я сам не понял, как шагнул вперед. Не знаю, что собирался делать, просто понесло, но в ту же секунду зазвонивший в кармане телефон нейтрализовал весь разряд.

— Никит, привет. Это Саша. Узнал?

— Привет, — потрясенно промямлил я.

— Угадай что?

— Не знаю.

— Я в Москве. Представляешь? Приехала, а оказывается сестра здесь, и моя помощь больше не нужна. Но я же уже приехала. Давай встретимся?

Я так растерялся, что едва выдавил из себя:

— Когда?

— Да когда угодно, я могу всю неделю тут пробыть. Но чем быстрее, тем лучше. Хочешь к тебе подъеду? Ты мне обещал район показать.

— Давай, я тебе попозже позвоню?

— А когда?

— Попозже. Через час или два.

— Хорошо. Я тут на Курском вокзале. Буду ждать.

— Прямо на вокзале?

— Ну, да. Просто пойти пока некуда. Ключи от бабушкиной квартиры у сестры, а она вечером вернется.

Я отключил вызов и замер в задумчивости. Настя с любопытством глядела на меня.

— Что-то случилось? — обеспокоенно поинтересовалась она.

— Всё нормально, — я отмахнулся, решив не думать пока об этом. — Одна знакомая приехала в Москву и сидит на вокзале, потому что ей некуда пойти, а кроме меня она здесь никого не знает.

— На вокзале плохо, — сказала Настя. — И опасно. Я очень боюсь вокзалов. Мама говорит на них подростков похищают, если они одни. Могут просто малюсенький укол сделать, и ты теряешь способность соображать и сопротивляться. Они берут и просто уводят тебя.

— Куда уводят?

— Куда угодно. В рабство или на органы. Это же Москва.

— Господи. Что за глупости? — ужаснулся я.

— Это правда. Мне одна сетевая знакомая рассказывала, — Настя робко понизила голос. — Может, поедем, заберем её?

— Кого? Сашу? — я потёр виски. — Ты серьёзно?

— А картину можем завтра отвезти.

— Завтра понедельник и мы уезжаем в Капищено.

— Тогда поехали сегодня. Вместе с твоей знакомой. Какая ей разница где гулять? Всё лучше, чем на вокзале.

Предложение было странным, и я почти не успел его обдумать, потому что Настя стала поторапливать и говорить, что её обязательно нужно забрать и чем скорее, тем лучше. Так что я, пребывая в каком-то странном смятении, перезвонил Саше, и предупредив, что приеду не один, договорился встретиться с ней в метро.

Пока доехали до той станции, я уже окончательно ничего не соображал, понимал, что ситуация отвратительная, но изменить ничего не мог.

Попробовал намекнуть Насте насчёт Саши, но вышло мутно, а прямо сказать язык не поворачивался. Радовало только то, что Настя оказалась такая добрая. Зоя бы точно так же отреагировала. И это качество я в ней очень ценил.

Однако то, что поступаю глупо, я понимал совершенно отчётливо. В один момент я рисковал испортить отношения с обеими.