— Это же очевидно. К тому же, я знаю Гавриловича.

— Он умер, — сказал я.

— Нет, что ты. С ним всё хорошо.

— Говорю тебе — умер! — иногда их мутные разговоры невероятно злили.

Яна таинственно улыбнулась.

— Если её продать, — вмешалась Аня. — Она потеряет свой смысл.

— Это ещё почему?

— Потому что счастье не продают.

Гела, наконец, подошёл к нам.

— Сейчас, девочки, закончу с оформлением и вами займусь.

— Знаете, что? — я схватил картину с прилавка. — Я, пожалуй, подумаю ещё.

— Ещё увидимся, — в один голос крикнули вслед близняшки.

Я вышел на улицу весь взбудораженный, с неприятным осадком.

— Ты чего, не продал её? — удивлённо спросила Саша.

— Как видишь.

— Я так рада! — воскликнула Настя. — У меня было предчувствие, что её не нужно продавать.

— Почему?

— Потому что счастье не продают.

Ещё одна. Я завернул картину в тряпку и запихнул в рюкзак.

— Пусть Тифон сам решает, что со своим счастьем делать.

Тоня

Ярослав с Тифоном вернулись поздно, и если бы Амелин не договорился насчет номера, нам бы пришлось всё это время сидеть на улице.

А так, до начала той самой дискотеки мы успели успокоиться, обсохнуть и переодеть Амелина в Лёхины джинсовые шорты чуть выше колен и голубую клетчатую рубашку с длинными рукавами. Смотрелось непривычно и свежо. Превратившись в один момент из депрессивного неформала в милого, уютного мальчика Костик выглядел очень умилительно.

После ужина в ресторане мы завалились на диваны в холле главного корпуса.

Тащиться к себе было лень, к тому же Лёха выслеживал тех пепельных блондинок и просил не бросать его. Блондинки, правда, так и не появились, но зато мы познакомились с аниматорами Гошей и Каролиной. У него была козлиная борода и хвостик на макушке, а у неё разноцветные косички и брекеты. Оба в ярко-красных футболках и с плетёными фенечками на запястьях.

Они сами подсели к нам и стали навязчиво зазывать на мероприятия: Дискобар, Караоке, Русское лото, Интеллектуальная игра «МАФИЯ», Турнир по бильярду, Лирические песни под баян…

Вялые и разморенные после еды мы, как морские котики, полулежали друг на друге и вполуха слушали их радостную агитацию. Но баян заставил Лёху оживиться.

— А хотите лирические песни под аккордеон? Могу устроить.

— У нас только баян, — сказала Каролина.

— Жаль, — Лёха снова отвалился на моё плечо. — А так бы я спел.

— А вот спеть вы можете в караоке! — воодушевленно подхватил Гоша. — В девять часов, то есть ровно через десять минут, к вашим услугам в здании главного корпуса откроются двери нашего караоке-клуба.

— Да ну, — отмахнулся Лёха. — Чего у вас там петь? А белый лебедь на пруду качает павшую звезду? Даже с аккордеоном и то веселее.

— Репертуар нашего караоке-клуба весьма широк, — заученным текстом отозвался Гоша. — Вы можете ознакомиться с каталогом произведений у ведущего непосредственно в клубе.

— Не, — Лёха поморщился. — Во-первых, у вас там всё равно никого нет. Перед кем мне там петь? А во-вторых, бесплатно я пою только для друзей.

— А вы кто? — приняв его слова за чистую монету, заинтересовалась Каролина.

— Да так… — с неопределенной многозначительностью протянул Лёха, не успев придумать ничего лучшего.

— Исполнитель? — высказал предположение Гоша.

— Ещё какой, — заверил Лёха.

— Восходящая звезда поп сцены, — подсказал Амелин.

— Чего это поп? И я уже «взошёл». Ещё одно неуважительное высказывание — уволю, — и заметив, что я смеюсь, Лёха добавил: — Обоих.

Гоша с Каролиной никак не понимали, что мы шутим и доверчивое любопытство в их глазах понесло его дальше:

— Это моя подтанцовка, — Лёха небрежно похлопал Амелина по спине. — Я им разрешил тут на дискотеке подработать. У нас перерыв в гастрольном графике.

— А где тебя можно посмотреть? — спросила Каролина. — Или послушать.

— Ну вот он я, — Лёха широко распростер руки. — Смотрите. Слушайте. Наслаждайтесь. Пока танцы не начались.

— Я имела в виду музыку…

— Вы что, не понимаете? — Лёха нахмурился. — Мы вообще-то тут инкогнито. Я вам сейчас скажу, а вы побежите всем направо и налево трепать. Я сюда, между прочим, отдыхать приехал и не хочу под дверьми номера находить бездыханные женские тела. Мне всего этого в Москве хватает.

— У нас здесь не очень молодой контингент, — сообщил Гоша, теребя бородёнку.

— Знаю я ваших немолодых, — Лёха вальяжно откинулся. — Озабоченные тридцати-сорокалетние стервы с пятым размером, накаченными задницами и захватом десантника. Нет уж, спасибо. Я в отпуске.

После этих слов интерес в Гошиных глазах усилился в разы.

— Мы не расскажем, — пообещал он.

— Тоня, объясни им, — с показной утомленностью Лёха положил голову мне на плечо.

— Его фамилия Криворотов, — сказала я. — Только это вам ничего не даст. Потому что с такой фамилией ему пришлось взять сценический псевдоним.

— С какой такой? — Лёха тут же вскинулся. — Всё. Ты уволена.

Амелин громко расхохотался.

— Чё ты ржешь? — фыркнул Лёха.

— Извини, — Костик всхлипнул. — Я не знал, какая у тебя фамилия.

— Ты, наверное, в школе и над словом «многочлен» ржал? — проворчал Лёха.

— А ты не ржал? — утирая слёзы рукавом отозвался Амелин.

— Ржал, — признался Лёха. — И над эбонитовой палочкой тоже.

И они оба, как если бы им было одиннадцать, зашлись в дурацком истерическом гоготе. И вроде немного успокаивались, но потом смотрели друг на друга и всё начиналось по-новой.

Я сказала аниматорам, что это надолго, и они ещё немного посидев, ушли, а мы до самых танцев так и смеялись над разными детскими глупостями и Лёхиными школьными анекдотами, отчего проходившие мимо постояльцы косились на нас с нескрываемым осуждением, полагая, что мы находимся под действием каких-нибудь запрещенных веществ.

В конце концов, к нам подошла милая девушка администратор и очень любезно попросила: или вести себя «прилично», или уйти. Тогда Лёха поднял на неё свои наглые васильковые глаза и с совершенно серьёзным лицом сказал:

— Уходя с урока, мальчик Федя так сильно хлопнул дверью, что с урока ушел и Вася, сидевший на подоконнике.

Девушка недоуменно заморгала густо накрашенными ресницами, а мы забились в очередном припадке хохота.