Саша уже ждала нас. В джинсовых бриджах по колено и оранжевой спортивной футболке. Каштановые волосы были забраны в высокий хвост.

Больше всего я боялся, что она тут же кинется целоваться и обниматься. Ну мало ли чего ей могло прийти в голову при таких раскладах. Но, к счастью, обошлось, потому что дружеский поцелуй в щёку вряд ли можно было считать провокационным.

— Это — Саша. Это — Настя, — представил я их друг другу.

— Привет, — Саша тут же прошлась по Насте оценивающим взглядом. — О, анимешница. Прикольно. Я тоже люблю аниме.

— Правда? — с искренним удивлением, как это бывало у Дятла, только гораздо милее, обрадовалась Настя. — А какое твоё любимое?

— Корзинка фруктов.

— Здорово! Я его обожаю. А кто тебе из них больше нравится?

— Кролик. Не помню, как его зовут.

— Момидзи? Да, он классный и весёлый. А мне нравится Кё. Я всегда выбираю романтических парней.

И они принялись болтать об этом аниме, потом о следующем и ещё об одном, и дальше всё пошло совершенно не так, как я себе представлял. Всю дорогу пока мы ехали, я, нагруженный Сашиным рюкзаком, присутствовал только как зритель. В какой-то момент даже ощутив укол обиды и почувствовав себя неинтересным и лишним.

Витрина антикварного магазина, в который мы приехали, напоминала настоящую комнату. Слева — бархатная штора с густой бахромой и подвязками, в центре — разноуровневая этажерка с книгами. На её верхней полке — электронные часы с застывшими на мерцающем табло голубыми неоновыми нолями. Над ними картина с ночным морем. С краю — высокое кресло. Витринное же стекло было настолько чистым, что казалось стоит сделать шаг, и ты уже там.

Девчонки остались на улице рассматривать интерьер, а я вошёл внутрь. На двери звякнул колокольчик.

Помещение магазина оказалось небольшим и тёмным, но не мрачным, а уютно освещенным тёплым, ненавязчивым светом, от чего все диваны, зеркала, шторы и матерчатые абажуры, утопали в полутенях.

Мои отражения в многочисленных зеркалах двигались нечеткими фигурами, отчего создавалось впечатление, будто там находятся и другие люди.

Ко мне вышел очень высокий, худой и прямой, как палка мужчина лет шестидесяти.

— Здравствуйте, — я положил свой рюкзак на прилавок. — Я вот картину привёз. Мне сказали, что вы её купите. Это Гаврилович «Всё зелёное».

Мужчина удивлённо приоткрыл рот.

— Надо же. Я ждал чего угодно, но только не её.

— Почему?

— Как вам сказать. Есть вещи, с которыми люди неохотно расстаются. Не в силу их особой ценности, а из-за прихоти души. Но вам, вероятно, пока ещё легко.

— Что мне легко?

— Вам, наверное, и двадцати нет. Вы ещё не чувствуете её, не понимаете.

— Мне восемнадцать.

— В таком возрасте, кажется, что всё ещё впереди, и что всё самое главное только случится. Не о чем сожалеть и возвращаться пока некуда.

— Если честно, я ничего не понял.

Он улыбнулся тихой, мудрой улыбкой:

— И не поймете. Пока что. И чем дольше вы этого не поймете, тем лучше.

Не глядя пошарив рукой под прилавком, он нашёл очки в тонкой металлической оправе, развернул тряпку и склонился над картиной.

— Когда мне было восемнадцать, я тоже хотел стать художником, — к чему-то сказал он. — А стал торговцем. Я вам дам за неё пять тысяч. Это самое большее, что вы сможете получить. Да, я понимаю, что она бесценна, но об этом знает лишь десяток людей. И вряд ли в ближайшие сто лет что-то изменится. А вам, наверное, деньги прямо сейчас нужны?

— Лучше сейчас. Сто лет я ждать не готов.

— Не в моих интересах вас отговаривать, так что будем оформлять сделку. Он полез в какой-то шкафчик за спиной, а я подвинул картину к себе и снова посмотрел. Отчего я никак не мог понять, что с ней такое? Почему все твердили, что она чудесная, а я не видел ничего кроме обычной краски?

— Она классная, — внезапно раздался вкрадчивый женский голос над самым плечом.

От неожиданности я отпрянул назад, повернулся и обомлел. Это была вовсе не Саша, и не Настя, это была Яна — одна из двух близняшек со съехавшей крышей, втянувших меня в прошлом году в огромные неприятности. После тех событий они исчезли из моей жизни, и я очень надеялся, что навсегда.

— Что ты тут делаешь? — вместо приветствия выпалил я.

— Работы свои принесла, — она показала папку с рисунками. — Ты же знаешь, я рисую.

— Да, я помню.

— Ну Гела находит мне покупателей.

Гела — антиквар, приветственно кивнул.

— А ты изменился, — послышалось с другой стороны.

Ну да, конечно. Аня. Её сестра близнец. Только у Яны волосы были выкрашены в розовый цвет, а у Ани в голубой. Они всегда ходили вместе.

— А вы нет, — сказал я.

— Мы никогда не меняемся, — ответила Аня. — Это твои подружки там на улице?

Я кивнул.

— Выбирай бойкую, — посоветовала она. — С ней не пропадёшь.

— Нет, — запротестовала Яна. — Лучше слабую. Она сделает тебя сильным.

— Да кому нужна эта лирика? — накинулась на неё Аня.

— Кесарю кесарево, — отозвалась Яна.

Они всегда спорили.

— А как там Дракон поживает?

Драконом Аня называла Тифона из-за татуировки. Она была в него сумасшедше и агрессивно влюблена. Один раз они его даже к креслу привязали, чтобы удержать.

— Всё в порядке, — желания поддерживать разговор особо не было.

— Передай, что я за ним скоро приду, — Аня положила руку мне на плечо. — Соскучилась — ужас.

— Он скоро в армию уходит.

— Это неважно. Я его всегда буду любить. Где угодно. Он мне каждую ночь снится. Незабываемые впечатления. Господи, у меня от этих воспоминаний аж сердце зашлось, — она взяла мою руку и положила себе на грудь. — Чувствуешь?

Я отдернул руку.

— Ненормальная, — Яна посмотрела на неё с осуждением.

— Ой, кто бы говорил, — Аня так хитро улыбнулась, что они, переглянувшись, обе расхохотались в голос.

— Ну, хорошо, — сказала Яна. — От меня тоже привет передавай.

Гела очень долго возился, и я молил Бога, чтобы он поскорее пришёл, потому что было бы ужасно, если бы Саша с Настей увидели меня с ними.

— Не продавай её, — сказала вдруг Яна.

— Почему? — удивился я.

— Потому что счастье не продают.

— Ты тоже знаешь эту картину?

— Впервые вижу.

— Но с чего ты взяла, что это счастье?