Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Рассказать, что случилось с папой? – спрашивает он.
Любой может нас услышать, но кажется, Рубена это не волнует.
– Он протянул ко мне руку, пока мама делала массаж сердца. Скорая помощь была в пути. И я был так напуган этой рукой… Думаю, он знал, что умирает. И тогда я оставил его и ушел ванную, а когда вышел, его уже не было с нами.
– Ох…
Он кивает.
– Но теперь я понимаю желание убежать. Понимаю тебя.
– Я больше не убегаю.
– И даже не прячешь штрафы под кроватью? – спрашивает он с едва заметной улыбкой.
– Нет. – Мы замолкаем, глядя друг на друга. – Хотела бы я, чтобы этого никогда не происходило. Я не знаю, где бы я была сейчас, если бы всего этого не произошло, но…
Рубен поднимает взгляд на меня.
– Со мной, – говорит он просто. – Ты была бы со мной.
Мы долго смотрим друг на друга. Конечно, так и бы было. Мы бы никогда не расстались, никогда. Он молча подходит и прижимает меня к себе.
Стараюсь отстраниться от него, но не могу. Не хочу.
– Я должна сказать им. Сознаться, отправиться в тюрьму. Возможно, пожизненно или лет на пятнадцать, – бормочу я.
Но, может быть, есть альтернативное наказание. Я больше не могу ходить без одышки. Я не могу иметь детей. Я провела два года в одиночестве, в ссылке. Может быть, есть и другой путь, и он здесь, с этим мужчиной, который меня любит. Я могу выбрать счастье, принять его. Вернуться к Рубену, вернуться к жизни.
Рубен прижимает свой длинный, теплый палец к моим губам. Я чувствую запах его тела, который почти забыла.
Мы оба плачем.
– Ты знаешь, во что я верю больше всего? – шепчет он мне на ухо.
– Во что?
– Во вторые шансы.
Не знаю, что он имеет в виду – мое преступление или нас и нашу совместную жизнь, но внезапно он целует меня, и мне становится все равно.
– Я прощаю тебя. Я хочу тебя простить и прощаю, – говорит он спокойно.
Два месяца спустя
Признание
Я подхожу к книжному магазину и сразу же вижу его сквозь освещенную витрину: в белой рубашке, рукава закатаны выше локтей. Как же я скучала по этим рукам, веснушкам, этим предплечьям, покрытым рыжими волосами. По тому, как он стоит, я могу с уверенностью сказать, что он читает то, что ему не нравится. Вечер пятницы в книжном магазине, за чтением чего-то, с чем он не согласен. Типичный Рубен.
Мы переписывались, не могли удержаться. Первое сообщение написала я. Отправила его и пошла в душ. Там меня и застал ответ от Рубена. На его сообщения был установлен специальный звук, так что я кинулась за телефоном, залив при этом пол водой.
Я был полным дерьмом. Всегда считал, что знаю все лучше всех, но это не так. Я разрушил твою жизнь из-за своих принципов. Но кажется, они исчезли в ту же секунду, как я сделал это. Они ничего не значили по сравнению с тем, что я потерял тебя. Важны люди, а не их убеждения. Я был не вправе осуждать тебя. Прости, что казался отстраненным, что выглядел смущенным. Я был плохо подготовлен, я не мог со всем этим справиться – в отличие от тебя. Я преклоняюсь перед тобой, Джо.
И тогда мы решили встретиться.
Я замираю, положив руку на круглую, прохладную ручку двери. Смогу ли я сделать это? Войти, сесть напротив мужа, поговорить? Сомненье длится лишь мгновение.
Молчание
Я знаю, что он там будет, но все равно резко останавливаюсь посреди улицы. Он читает, сидя в кафе рядом с книжным магазином, и через два месяца после нашего воссоединения я все еще нахожу его вид захватывающим.
Он ждет меня. Эту пятницу мы собираемся провести за книгами и кофе.
Что-то в его жестах и позе заставляет меня замереть. Он улыбается. Еле заметной понимающей улыбкой. Той, которую он хранит только для меня.
Я замираю. Дверная ручка в моей руке холодная и влажная.
Признание
Я делаю глубокий вдох. Все еще держась за ручку двери. Он меня не заметил, я еще могу уйти. Мы еще не готовы, это неподходящее время. Ничего не изменилось, говорю сама себе. Он меня ненавидит. Он предал меня, посадил в тюрьму.
И все же изменения произошли, но я не знаю, какие именно.
Я и он… Сработает ли это? Возможно… Возможно, нам просто нужно время, чтобы вернуться друг к другу после двухлетнего разрыва. Потому что это был разрыв. Пока я была в тюрьме, между нами не было близости – ни физической, ни эмоциональной, никакой. Так что потребуется немного времени, чтобы вернуться друг к другу. Может быть, Рубену нужно понять, что я осталась собой. Что я все та же Джо, которая не может сосредоточиться на сотне лучших фильмов. Джо, которая из прихоти покупает шведские кашпо для растений и пытается вырастить японские цветы в квартире, где почти нет солнечного света. Джо, которая любит судоку и своего мужа. Может быть, я должна объяснить ему это. Даже если я изменилась: стала более уверенной, «Приличным Человеком» – это все еще я. Более того: это я настоящая. Больше никакого чувства вины.
Я снова смотрю на Рубена.
На мое решение повлиял не его силуэт в окне.
Не то, что он любит книги. Хотя это мне в нем нравится.
И не его руки в веснушках, хотя я их тоже люблю.
А его улыбка. Никто другой ее бы не заметил. Уголки его губ слегка приподняты. Он улыбается, и только я знаю эту особенную улыбку. Только я одна могу ее вызвать, как тем вечером, когда мы встретились, сидя на ступеньках, и я разговорила его. Любой другой посчитал бы его суровым, сварливым стоиком. Но я знаю эту улыбку, она для меня. Все-таки он меня заметил.
И все становится просто. Я хочу прожить свою жизнь с ним. Нет сомнения, что он делает меня лучше и что он будет меня поддерживать. Но самое главное, что я понимаю, почему он так поступил. Он убедил Муниципальный совет, что местный налог, с уплат которого содержатся парки, улицы, государственные сады и школы, слишком низок. Он ездит со скоростью пятьдесят девять километров в час в зоне с ограничением в шестьдесят. Мой Рубен. Конечно, он должен был сказать адвокату правду. Проблема была не в его честности, а в моей лжи.
Возможно, другой мужчина, другой муж, мог бы соврать ради меня. Но прав-то он. Я прощаю его, я хочу его простить. И делаю это.
Молчание и Признание
Время пришло. Я открываю дверь и захожу внутрь, туда, где меня ждет Рубен. И будь что будет.
– Пункт три тысячи. Продолжим с него, – говорит он с улыбкой, как только я приближаюсь. – То, что ты всегда опаздываешь.