дольше, чем следовало, чему я была только рада: объяснять, что я пыталась отдышаться и охладить влажными ладонями горящие щеки, мне не хотелось. Все уже собрались за столом, весело обсуждая новости. К своему неудовольствию, я заметила, что Антон сел рядом с Викой и завел с ней непринужденную беседу. Сестра глуповато хихикала в ответ на его слова и утыкалась лбом ему в плечо, чтобы скрыть улыбку. Единственный пустой стул, который предназначался мне, стоял напротив кудрявого выродка, который смел флиртовать с другой девушкой, прекрасно зная, что я испытывала в этот момент.

– Отставить разговоры, мы собрались здесь не просто так, – весело прощебетала мама, поднимаясь со своего места и сжимая в тонких пальцах бокал с игристым вином. – Совершеннолетие – особенная дата, Ева, и мы рады, что сегодня можем поздравить тебя с этим событием в кругу самых близких.

Я бы исключила из этого круга одно недовольное лицо, но вместо едкого комментария лишь широко улыбнулась, совершенно игнорируя то, что буквально кожей чувствовала на себе взгляд карих глаз.

– Мы очень тобой гордимся, доченька, – немного смутившись, продолжил за мамой отец, тоже поднявшись со своего места. – Ты выросла замечательным человеком, хорошим другом, прекрасной дочерью…

– …и просто красавицей! – невпопад вставил Евгений Иванович, чуть захмелевший от вина, за что получил шутливый тычок в бок от жены.

– Это бесспорно, – подхватил папа, и я немного засмущалась из-за того, что сидящие за столом стали чуть внимательнее меня рассматривать, словно искали в моей внешности подтверждение словам мужчин. – Я искренне желаю тебе счастья рядом с человеком, который будет во всем тебя поддерживать, который будет оберегать тебя, как это делали мы с мамой.

Отец бросил взгляд на мое запястье и растянул губы в улыбке. Все прекрасно понимали, что там было чье-то имя, иначе я не стала бы закрывать его лентой. Я видела, какими спокойными были лица моих родителей, ведь их страх не подтвердился: после рождения первой дочери, которая была бесплодной, отчего оказалась за бортом программы «Соулмейт», они искренне боялись того, что история повторится.

– Ты нам скажешь? – осторожно начала мама, прощупывая почву.

– Я бы не хотела… – робко ответила я, понимая, что от меня ждут имя.

– Если ты боишься задеть мои чувства, то можешь не париться, – Вика закатила глаза и откинулась на спинку стула.

О ее чувствах я думала в последнюю очередь, потому что практически сгорала от собственных. К тому же мы никогда не были с ней близки, потому что сестра невзлюбила меня сразу же после моего рождения, ревнуя родителей и всячески пытаясь завоевать их внимание.

– Ты не обязана, детка, – успокаивающе протянул отец, не отвечая на недовольный взгляд любопытной жены.

– Просто такой день, атмосфера, все свои, – не унималась мама.

В голове начинало звенеть от какофонии голосов, я чувствовала, как от поднимающегося волнения бегущая по артериям кровь шумела в ушах, огни, которыми родители украсили просторную кухню, сливались в одно яркое пятно, дышать было все труднее, и вдруг… мои глаза остановились на спокойном красивом лице, которое не выражало ни единой эмоции. Все вокруг затихло, словно нечто в моем сознании поставило мир на паузу и призвало меня сосредоточиться на одном-единственном человеке.

– Скажи им.

Антон не просил. Он приказывал.

– Я не…

– Скажи им, Ева.

Он словно впервые произнес мое имя вслух; все внутри меня тянулось на звук его голоса, к губам, которые так зло выплюнули ненавистное «Ева», будто их владелец презирал в нем каждую букву. Неожиданная волна негодования, поднявшаяся внутри, заставила меня подорваться с места вслед за родителями и потянуть за край ленты. Голубой шелк соскользнул с руки.

– Покажешь свою? – сквозь зубы прошипела я, подгоняемая нарастающей злостью. – Или планируешь дальше плести интриги?

Губы Антона исказились в ухмылке. Он спокойно щелкнул застежкой браслета и гордо продемонстрировал свое запястье.

«Ева Левицкая».

В хорошем театре в эту минуту должны были бы опустить занавес, но мы словно находились в искаженной параллельной реальности, где пространство сузилось до двух буравящих друг друга глазами людей, где остальные были недовольными спектаклем зрителями, жаждавшими хлеба и зрелищ, которых все еще не получили сполна.

– Какого хрена? – воскликнула Вика и тоже встала, а я еле сдержала смешок: вся наша семья неловко окружила стол, за которым по-прежнему сидела только чета Елизаровых, а мы же, в свою очередь, неловко переминались с ноги на ногу, словно ожидая приглашения присоединиться к трапезе.

Родители Антона явно были ошеломлены, и, как я и предполагала, хозяином положения в этой ситуации оставался только один актер, которому была отведена главная роль.

– Считайте, что я просто люблю сюрпризы, – с нахальной улыбкой произнес он, удобнее усаживаясь на стуле, стараясь даже своей позой показать то, насколько ему было плевать на всех окружающих его людей. – Жизнь кажется такой скучной без капельки драмы.

Вика глотала воздух, как рыба, будто пыталась вытащить из черепной коробки достойный ответ, но, так и не решившись на гневную тираду, ретировалась на второй этаж подобно побитой собаке, оставляя после себя шлейф сладких духов.

– Сын, ты должен объясниться, – строго начал Евгений Иванович, который также хотел подняться со своего места, но был остановлен мягким движением руки Полины Анатольевны.

– Я никому ничего не должен, отец, – парень сверкнул глазами. – С днем рождения, Ева. К моему глубочайшему сожалению, мне уже пора.

Напряжение, повисшее в воздухе, можно было пощупать руками. Никто не смел сказать ни слова, глядя в спину уходящего размеренной походкой парня, пытаясь осознать все услышанное за вечер. Даже в свой день рождения мне не удалось стать виновницей торжества.

Все еще не ушедшая злость погнала меня вслед за ним, и никто из присутствующих не посмел меня остановить. За спиной хлопнула дверь, прохладная летняя ночь растрепала по плечам светлые тонкие волосы, совершенно ни к чему завитые на концах: никто не оценил моих стараний.

– Пожалуй, я впервые в жизни согласна с собственной сестрой: какого черта, Антон? – стоя на крыльце, крикнула я в спину Елизарова, который не успел уйти слишком далеко. – Ты не посмеешь сейчас уйти!

Парень театрально развернулся на пятках и отвесил шуточный поклон.

– Ты, должно быть, рада?

– Чему я должна радоваться? – вспыхнула я. – Ты же меня ненавидишь! Нам либо предстоит прожить совершенно несчастные жизни порознь, либо тебе придется насильно быть со мной.

– Вряд ли насильно, – парень вскинул брови и склонил голову вбок. – Ты же чувствуешь это: все внутри трепещет, представляешь, что будет, если мы друг друга коснемся? Иметь соулмейта – рай на Земле, ты забыла?

– И тем не менее ты