в ваш дом. Тогда меня стало тянуть к тебе со страшной силой, я практически не мог сопротивляться, – рука Антона на моей талии чуть ослабла, больше не сжимая нежную кожу. – Думаю, сегодня она отреагировала излишне эмоционально: я уверен – Вика догадывалась, что я с кем-то повязан, просто предпочитала закрывать на это глаза.

Я практически не дышала, пока слушала его монолог.

– Не понимаю, какой смысл теперь геройствовать? – Моя рука скользнула по его оголившемуся предплечью, посылая маленькие разряды тока по всему телу. – Если все встало на свои места и мы могли бы быть счастливы? Посмотри на пары вокруг, на моих родителей, на своих: они же надышаться друг на друга не могут.

Его тело по-прежнему тянулось ко мне, но колючий взгляд отталкивал. Совсем на мгновение в его глазах промелькнуло сожаление, но Антон стиснул зубы.

– А ты сама подумай. Каково мне будет жить, зная, что ты не разделяешь мои чувства искренне? Что ты влюбилась в меня не потому, что я был для тебя особенным, а потому что я, по экспертному мнению ученых, идеально подхожу тебе на генетическом уровне? Это не любовь, Ева. Это суррогат. А я терпеть не могу ложь.

Елизаров сделал шаг назад и поморщился, словно превозмогая боль.

– То, что я чувствую к тебе – не ложь. Ты связан со мной, ты должен ощущать это, – последняя попытка.

Антон скривился и помотал головой.

– Я ощущаю. Попробуй подрочить. Говорят, помогает.

И он ушел, словно этот разговор ничего для него не значил, а я не нашла в себе сил побежать за ним.

Все еще пытаясь восстановить дыхание, я вернулась на кухню, не поднимая глаз на ошарашенных новостями родителей и гостей, плюхнулась пятой точкой на стул, прямо напротив так и не разрезанного торта, демонстративно зажгла каждую из свечей подготовленной заранее зажигалкой и яростно задула их, даже не подумав о желании. Все равно не сбудется.

– С днем рождения меня!

26 июля 2163 года.

Отец выманил меня из комнаты коробкой с кислым мармеладом, когда решил, что я уже достаточно нарыдалась в одиночестве и заслуживаю угощения. Он работал удаленно, но все равно взял себе пару выходных, чтобы побыть рядом со мной и следить за режимом моего питания и нормой потребления воды. В прошлом он был врачом, потому за физическим состоянием своих детей следил не меньше, чем за нашим ментальным здоровьем.

– Сходи в душ, выжми подушку от слез и спускайся вниз, посмотрим фильм, пока все на работе. Сегодня даже можно ругаться матом, если захочется, – сомнительный аргумент, но я все же улыбнулась.

Дурацкая комедия совершенно не поднимала мне настроение, сладости справлялись с этим гораздо лучше, но ничто не могло привести меня в нормальное состояние: воспоминания о вечере своего дня рождения постоянно всплывали в сознании, и переключиться на что-то более позитивное казалось невозможным.

Мама с папой знали о том, что случилось на крыльце нашего дома, и тактично не задавали лишних вопросов. Они уже привыкли, что у обеих их дочерей все шло по одному месту, и решили относиться ко всему философски. Любовь любовью, а обед по расписанию, главное, чтобы все были живы и здоровы, потому что даже самые глубокие раны со временем превращались в шрамы, которые до конца жизни напоминали о том, что ты справился с некоторым дерьмом.

– Это нечестно, пап, – неожиданно для самой себя выдала я. – Я бы хотела, чтобы у меня было как у вас с мамой, но с Елизаровым это не прокатит.

– Это у них семейное, – добродушно отозвался отец. – Отец Антона в молодости тоже был тем еще бунтарем, сын просто пошел по его стопам. Женя поменял свои взгляды, когда познакомился с Полиной, может, поэтому они снисходительно относятся к желанию своего ребенка идти против системы. Знают, что это юношеский максимализм.

– Не похоже, что Антон решит отступиться от своих идей, – возразила я. – Лучше бы я вообще была негодной, как Вика!

Попахивало отчаянием: я с подросткового возраста, начитавшись современных любовных романов, мечтала о том, что встречу родственную душу по достижении совершеннолетия. Подобные высказывания были мне несвойственны.

– Не говори глупости, все наладится, вот увидишь.

– Но как?

– Антон молод, поэтому пока мало понимает в жизни, – папа беззаботно пожал плечами и закинул мармеладку в рот. – Он борется за идею, в которую искренне верит, но вряд ли задумывается о том, что Новый мир был создан не дураками. Да, конечно, в этой системе все еще есть изъяны, зато любовь между соулмейтами не проходит с годами, люди не изменяют друг другу, рожают здоровых детей. Эта программа помогла нам избежать многих проблем, которые влияли на нашу эффективность как вида. Смотри, какой произошел скачок в прогрессе благодаря новым поколениям, насколько беззлобным стало общество. Как часто мы слышим новости о военных конфликтах? Градус негатива в мире близится к нулю, потому что теперь им правит любовь, – отец тепло улыбнулся. – Думаешь, в прежние времена люди не искали родственные души? Перебирали десятки партнеров, пробовали, ошибались, иногда находили тех самых, но чаще тратили всю жизнь на людей, которых в итоге ненавидели. Не думаю, что человечеству стоит стремиться к откату к прежнему строю. Что, если те ученые что-то да понимали в жизни?

– Антон говорит, что все это искусственное. В этом нет души, – разочарованно протянула я.

– А мне плевать, что он там говорит: пару лет назад оторвался от мамкиной титьки, а мнит себя всезнайкой, – папа серьезно посмотрел мне в глаза, и я почувствовала, как внутри зарождается желание действовать. – Я смотрю на твою маму и каждый день влюбляюсь в нее все больше, так что у меня своя правда. И пусть во мне говорит ген, а не здравый смысл, но я бы полюбил эту женщину, даже живя в Старом мире, потому что она самый искренний, добрый и умный человек, которого мне приходилось встречать. Разве это не о душе?

* * *

Отец попросил меня не задерживаться и честно сказал, что выглядела я не очень. Опухшие глаза выдавали бессонные ночи, но он похвалил меня за то, что из меня больше не текли сопли.

Поместье Елизаровых располагалось в соседнем районе, но Антон еще два года назад перебрался в скромный домик на соседней улице, и только сейчас я поняла, что он просто переехал поближе ко мне. Непосредственная близость с соулмейтом граничила с эйфорией, короткая дистанция ощущалась спокойно, а вот большие расстояния повышали тревожность. Хороший ход. Будучи уверенными, что он не имел родственной души, никто не заподозрил в