Наконец, Брежнев и Кадар обсудили новую ситуацию в отношении Китая. Кадар попытался сыграть роль посредника, подчеркнув, что было бы разумно использовать неожиданный позитивный настрой КПК и положить конец открытой полемике между Китаем и советским блоком. Признавая, что и после 14 октября сосуществовать с китайцами будет нелегко и можно ожидать долгих дебатов, он подчеркнул, что в коллективных интересах советского блока, чтобы дебаты проходили не так, как это было до сих пор. Кадар посоветовал Брежневу, что, если китайцы хотят сделать свои позиции более разумными, "давайте не будем усложнять им задачу. Мы должны на некоторое время сохранить фактическое перемирие".

Чтобы способствовать успешному сближению КПСС и КПК, Кадар также пытался убедить Брежнева отложить заседание подготовительного комитета большой встречи коммунистических и рабочих партий, запланированной на 15 декабря, поскольку было ясно, что китайцы не примут в ней участия.⁹² Наконец, он призвал Брежнева ответить на визит КПК взаимностью, направив в Пекин делегацию КПСС.⁹³.

Брежнев подробно рассказал о трех встречах КПСС с китайской делегацией. Его вывод заключался в том, что поездка лидеров КПК в Москву носила ознакомительный характер и что в результате переговоров не появилось больших надежд на преодоление раскола между Китаем и советским блоком. Китайцы ожидали, что после смещения Хрущева КПСС изменит свою политическую линию, и хотели выяснить, в каком направлении и в какой степени это произойдет. Они с сожалением увидели, что ничего нового не произошло, поскольку КПСС не изменила свою прежнюю политику. Они даже открыто угрожали новым советским руководителям, что если они будут придерживаться старой линии в политике, то "им тоже будет легче". По мнению КПК, единство могло быть укреплено только в том случае, если КПСС изменит свои политические позиции.

Кадар последовательно проводил политику борьбы на два фронта: убеждая Советы воспользоваться возможностью сближения с китайским руководством, он в то же время стремился не допустить, чтобы китайцы, надеявшиеся на изменение советской политики в "правильном направлении", превратили церемонию 7 ноября в антихрущевскую демонстрацию. Согласно первоначальному китайскому и советскому замыслу, лидеры стран-гостей, присутствовавших на мероприятии, также должны были выступить с речами, но Кадар, ссылаясь на резолюцию, принятую на заседании ПК ВСРП 30 октября, в письме, написанном Брежневу в тот же день, прямо предложил не произносить таких речей. В качестве объяснения он сказал: "Затрагивание известных теоретико-политических вопросов дискуссии даже в скрытой форме сделало бы поездку бесполезной, поскольку целью ее будет демонстрация готовности стремиться к единству". А затем, обращаясь к китайцам, он сказал: "В свете недавнего смещения товарища Хрущева было бы чрезвычайно вредно для нашего общего дела, если бы кто-нибудь намекнул "как победители", что у них "теперь" лучшие условия". Независимо от вышеупомянутых причин, вероятно, существовал и третий, невысказанный мотив: если уж лидерам братских стран пришлось выступать, они, очевидно, не могли не выразить в той или иной форме свое одобрение решения о смещении Хрущева и, естественно, поклясться в верности новому руководству, что было бы очень трудно сделать Кадару после столь короткого периода времени, прошедшего после шокирующих событий. В итоге рекомендация венгров была принята, и речи родственных партий на торжествах не произносились.

Отношение Кадара к Хрущеву хорошо продемонстрировал тот факт, что венгерская делегация привезла подарки Хрущеву среди других советских лидеров, хотя, правда, для спокойствия они назвали в качестве официального адресата жену Хрущева. Тем не менее, это вызвало большой переполох, и ответственный административный работник сказал, что он должен сообщить об этом. "Мы сказали, что он может не стесняться сообщить об этом".

Кадар не отрекся от своего бывшего наставника и позже. В своем письме от 8 декабря 1967 года лидеру венгерской партии (отправленном обычной почтой) Хрущев выразил соболезнования в связи со смертью бывшего премьер-министра Ференца Мюнниха. Кадар, хотя и был удивлен инициативой, ответил на письмо, но для порядка ответ и просьбу переслать две подарочные коробки отправил Брежневу. Однако советский партийный лидер, сославшись на то, что "ЦК и аппарат КПСС не имеют прямой связи с Хрущевым", предложил венгерскому посольству в Москве отправить груз адресату. Это действительно произошло 4 февраля 1968 года.

Прочитав новым советским лидерам лекцию об их ответственности за страны советского блока, Кадар не стал фаворитом Брежнева, а отношения между двумя лидерами так и не приблизились к тем, что были между Кадаром и Хрущевым. Парадоксально, но в брежневскую эпоху возможности для маневра у Венгрии не уменьшились, а наоборот: начиная с середины 1960-х годов они постепенно расширялись как во внутренней политике страны, так и в международных отношениях. Это развитие явно не зависело от личных чувств; скорее, оно было результатом процесса эмансипации стран советского блока, который начался в середине 1950-х годов и более или менее завершился к концу 1960-х.

Глава 7. Основные черты внешней политики кадастров

Внешняя политика и национальные интересы

При ближайшем рассмотрении венгерской коммунистической модели на предмет наличия в этом режиме атрибутов, органичных для "традиционной" демократии, вскоре выясняется, что таковые в нем отсутствуют, а значит, парламентская демократия и коммунистическая диктатура после 1948 года просто несовместимы. Поэтому вполне понятно, что сегодня глубокие исторические исследования и анализ режима в той или иной ситуации фокусируются прежде всего на характеристиках модели внутренней диктатуры.

В отличие от этого, в отношении оценки внешней политики такого сравнительного консенсуса среди исследователей не существует. На мой взгляд, категории внешней политики, независимой внешней политики и суверенитета, а также понятие национального интереса могут быть оценены только в рамках данного режима, а не применительно к традиции и состоянию демократического государства. Принимая во внимание это утверждение, не составит труда доказать, что страны советского блока не могли проводить независимую внешнюю политику, и, следовательно, было бы пустой тратой энергии предлагать академическое подтверждение этого. Следовательно, вопрос следует сформулировать так: принимая отсутствие свободы и независимости как данность и учитывая очевидную советскую зависимость и детерминированность, какие варианты использования имеющегося внешнеполитического пространства для маневра были у соответствующих лидеров, и в какой степени они хотели или могли преследовать национальные интересы в рамках данных ограничений? Вероятно, еще важнее установить, в какой степени каждая страна в отдельности и совместно могла влиять и формировать отношение сменявших друг друга советских руководителей к международной политике и особенно к отношениям между Востоком и Западом. Для того чтобы дать достоверные ответы на эти вопросы, необходимо провести более тщательные исследования во всех странах бывшего советского блока, поскольку результаты такого рода исследований появляются только сейчас в виде академических публикаций. Хотя сравнительные исследования имели бы больший вес в оценке деятельности отдельных стран в области истории внешней политики, они все еще находятся в зачаточном