остались от тех глупцов, что возомнили себя могущими пройти бесконечность насквозь.

– Плохо, – проронила Лена во время следующего привала. – Мы идём вглубь топи.

– А как ещё можно идти? – поинтересовался Ким не столько от удивления, сколько из интереса к формулировке.

– А надо идти сквозь.

На этот раз все сгрудились поближе друг к другу, пытаясь укрыться от ветра. Сергей, так и тащивший с прошлого привала две палки, безжалостно погнал Янку опять размахивать воображаемой скьявоной. Потом была короткая пауза забытья – и снова бесконечный и бессмысленный путь по насыпи. Стон тех гордецов, о которых шептало болото, вкручивался в уши одной низкой, еле слышной нотой. Морра следовала далёкой тенью.

А потом из снежной пелены выплыла навстречу стрела автомобильного крана, увязнувшего в плену болота по самую крышу. Крюк раскачивался туда-сюда над насыпью, размеренно, как маятник: «Так-так… Так-так… Кто тут?..»

…совсем как тот утюг во дворе мёртвого города.

Не дойдя нескольких шагов, все замерли. Крюк на секунду прекратил своё мерное движение…

А потом качнулась уже вся стрела, и Янка коротко вскрикнула – ужас мешался с неверием: «Белого же нет! Этого не может быть!» – и, проскочив под стрелой, бросилась вперёд, не разбирая дороги.

Она знала, что именно об этом говорили Майк и Сергей, понимала, что как раз сейчас время достать скьявону, но вместо этого неслась прочь, цепенея внутри себя от отчаяния. Из этого болота нет выхода, они всё глубже в него заходят, погружаются, скоро упадут замертво, и ветер обдерёт с их замёрзших тел одежду и плоть, и только стон понесётся над болотом, присоединится к той низкой ноте, что гудит в ушах…

Их спасёт только чудо. Но где взять чудо в этом замёрзшем безрадостном мире, где не осталось ни рельсов, ни смысла?!

Янка рванула ворот куртки, расстёгивая, и выдернула за цепочку рыбку – тяжёлую и ледяную. Сжала до боли, пытаясь нащупать, выдавить, вызвать то пламя, что раньше обжигало пальцы и заставляло сердце томиться и замирать.

«Тот! Ты обещал защищать и помогать! Ты обещал, что всегда успеешь прийти на помощь! Ты обещал!»

Струна связи натягивалась всё туже, начиная звенеть, вплетая свой недовольный голос в стон мертвецов. Янка тянула её, едва ли осознавая, что делает – и как. Просто связи обнажились и стали очевидны. И те, что сплетали Кима с Тотом, делая их чем-то бол́ьшим, чем даже единое целое, и нить-пуповина от рыбки к Янкиному сердцу, вздрагивающая в такт пульсу… и те ошмётки, что остались от связей, влекущих Тота и Кима к Тэшке.

И гневно гудящая струна – тугая, дрожащая между Янкой и Тотом, впившаяся прямо в сердце.

«Выйти! – молила Янка, натягивая её до предела, до боли, до судорогой сведённых мышц. – Любой ценой, прямо сейчас – чуда!..»

А потом мир вспыхнул, Янка зажмурилась, запнулась и полетела на землю кувырком.

Она не знала, сколько времени пролежала, не шевелясь, разглядывая упавшую в снег тусклую рыбку. Потом протянула руку, заправила ледяную подвеску за ворот, встала и огляделась…

А споткнулась она о рельсы. Старые ржавые рельсы, припорошённые снегом.

– Ре… Рельсы! Те самые! – Янка обернулась, чтобы сообщить о своём открытии остальным: железная дорога, проложенная «Принципом», найдена, болото позади, всё получилось!..

Вокруг никого не было. И даже Янкиных следов не было, словно она свалилась с неба… или это ветер успел всё стереть?

Янка осторожно подняла ногу и с изумлением увидела, как снег тут же, словно живой, лёгким бурунчиком перелетел, заметая отпечаток. Опустила ногу. Снова обернулась, пытаясь разглядеть хоть что-то, хоть Морру на горизонте… но не было никого, только виднелись то тут, то там чёрные валуны, словно раскиданные когда-то великаном.

Огромный пустырь, как тот, что окружает мёртвый город на другом берегу реки, без конца и края. Ни следа, ни тени, ни отблеска.

– Тот? – окликнула Янка, пытаясь вызвать в памяти ощущение натянутой струны… Глухо. Нет, струна была, в её существовании Янка не сомневалась… но в ней больше не было силы.

Янка выжгла её, эту силу, требуя от рыбки чуда.

– Ладно, – пробормотала Янка, отвлекая себя от подступающей паники, – я вышла к рельсам, и они тоже выйдут, куда денутся… Где рельсы – там всё в порядке… должно быть.

Вот только «всё в порядке» было на другом берегу реки. Чем здесь, посреди Искажения, Янке поможет ржавая железная дорога?!

Бросив последний раз взгляд назад – хотя она не была уже уверена в направлении – Янка отошла в сторону, сбросила на землю рюкзак и прислонилась к ближайшему чёрному валуну. Камень был ей по пояс, и в нём словно бы смутно угадывались рукотворные очертания – некогда прямоугольный блок, обрамляющий что-то полукруглое… арку, окно? Что же это был тогда за великан, что по камушку – вот такому вот «камушку» – раскидал целый дом?

В голову полез образ Морры, тянущей к Тоту свою лапу. Янка зажмурилась, помотала головой и запретила себе думать в эту сторону. Отвлекаясь наспех сочинённым любопытством, она соскочила с валуна и подошла к соседнему. Так и есть – кусок несомненного прямоугольного блока с какими-то узором… А вон тот? Ничего себе «домик» был из таких камней построен!

Что там Тот рассказывал про господина Карию, угодившего в сердце Искажения? Неужели это был его… «домик»?! Дрожь пробила Янку словно электрическим разрядом, коленки подогнулись, и Янка торопливо присела на расколотую колонну, похожую на ствол поваленного дерева-гиганта. Провела ладонью по холодному камню, стирая снег.

Поверхность колонны на долю секунды стала подобна чёрному зеркалу, в котором мелькнуло чьё-то отражение… или Янке это показалось? Ветер снова рассыпал на камне снежинки, и Янка стёрла их уже двумя руками, вглядываясь… во что? Она и сама не знала. Ей определённо это всего лишь почудилось. Здесь нет никого.

Во второй раз зеркальный отблеск держался дольше – а может, замедлилось время. Мелькнул неясный светлый силуэт, и хотя рассудочной своей частью Янка точно знала, что ничего этого нет, что камень шершавый, матовый, покрытый трещинами… она всё равно позволила себе наклониться и заглянуть в отражение.

Бледная темноволосая девочка с глазами цвета горького шоколада вглядывалась в Янку с болезненным любопытством из-за призрачной каменной грани. Мир поплыл, эхом донёсся стон мертвецов над болотом, и Искажение приняло Янку в свои объятья.

За плечом девочки появился мальчик. И если она была бледна – он был бел, если она темноволоса – его жёсткие волосы были чернее угля, если в её карих глазах плескалось одиночество – непрозрачная чернота его глаз отражала лишь тусклое Ноябрьское солнце.

Девочка была жива… а мальчик вовсе никогда не жил. Его существование было ошибкой Кима – с самого начала. И теперь, когда осталось рукой подать до Алатыря, до Двери, сквозь которую Ким пройдёт…

В каменном зазеркалье