– Вот же!.. – Лена развернулась на пятках, оглядываясь. – То големы из ржавого хлама, то ещё какая-то дрянь… Я уже начинаю скучать по унылым и предсказуемым танкам Белого!.. Чего неймётся-то?! Ей-богу, прям как… давненько, короче, такого не было!

Дрожь усилилась, и первый камень, раскачавшись, выскочил из земли – и покатился к рельсам.

– Кажется, это… из-за меня, – мрачно сказал Майк и резко повернулся к Тоту: – Иди быстрей. Я недооценил… некоторые аспекты своего бытия, и теперь придётся отдуваться. Да топай, Безымянный, что стоишь, а? – повысил он голос. – И Кима своего забирай, я же клялся тебе, помнишь?!

Первым среагировал Сергей. Опустился на четыре лапы и пихнул Лену ближе к рельсам. Земля дрожала, всё новые валуны и осколки каменных блоков неведомая сила выдирала из мёрзлой почвы и катила вперёд.

– Тот! Я всё равно не могу сейчас идти с вами. – Майк на секунду застыл – а затем раскололся на две неравные части. Себя и слепок. – Я поклялся тебе, а значит, не могу! Что мне какие-то камни, я вас догоню позже! Уж я-то вдоль этих рельсов сам пройду.

Его слепок дёрнул Тота за руку, заставляя сделать шаг, – Тот вздрогнул, словно его пробило током, а слепок уже метнулся в сторону, к очередному камню, принимая удар, и Тот, очнувшись, побежал вдоль рельсов. Лена тащила Кима следом. Сергей-зверь, догнав их гигантским прыжком, подхватил Кима за ворот и без лишних политесов закинул на спину.

Спрашивать никто ничего не стал. Майк почему-то счёл, что его присутствие может привести к смерти Кима, и стребованная на эмоциях клятва заставила его остаться. Значит, на то были причины.

Майк был не из тех, кто жалуется и рассказывает о своих тайнах и проблемах, даже Тоту. Особенно Тоту.

Искажённая земля стонала под ногами, но чёрные камни вскоре осталась за спиной – рельсы хранили путь.

…Майк нагнал их ночью. Скатился с обрывистого берега, где внезапно заканчивались «в никуда» рельсы, – прямо к костру, громко и бестолково матерясь, так что услышали его все даже раньше, чем обнаружила Доля.

Первым к нему подскочил Ким. Схватил за плечи, вгляделся в лицо – Майк дёрнулся было от взгляда чёрных глаз, но быстро обмяк.

– Живой, слава Богу, – выдохнул Ким. – Цел?

– Синяки, – отмахнулся Майк и попытался отстраниться, но Ким не дал. – Вы… ты чего? Я же сам…

– Не говори глупостей, – отрезал Ким. – Никакая глубоко теоретическая опасность для меня не должна тебя заставлять так поступать!

– Но я поклялся, что… – вяло запротестовал Майк.

– А ты что, сам эти камни из земли гнал?! – сердито перебил Ким.

На секунду стало тихо. Майк невольно попятился от трёх пар внимательных глаз – звериных, нечеловечески чёрных и самых обычных… только лишённых возраста.

– Н-нет. Не я. Но эта сила нашла нас из-за…

– Из-за того, что мы чуть не устроили пикник на развалинах домика Иш-Карии, – вмешалась Лена. – И как я не сообразила… Самое сердце Искажения! Неудивительно, что нам всем в голову полезли не самые гениальные мысли. Мне про обед, Майку про героическое самопожертвование… Топайте сюда, пока макароны не остыли.

А Майк внимательно оглядел сидящих у костра и одну-единственную собачью тень, устроившеюся на краю освещённого круга… и спросил хрипло:

– А где Тот?!

– Ушёл вперёд с Недолей, – будничным тоном ответила Лена. – Надеюсь, догоним утром… тем более, ты с нами. А что за рюкзак у тебя?

– Янкин. – Майк скинул рюкзак на песок. – Валялся между камней.

– Странно, я не чувствую архэ, которое должно быть там в скьявоне, – Лена нахмурилась. – Ладно, всё завтра. По темноте никто никуда не пойдёт.

Мгновение Алатыря. Гарафена

Кто ты, потревоживший покой острова? Ты знаешь правила? Нет? Какая жалость, аш-ш…

Ну что же, всё просто, да, как в сказке, совсем как в сказ-с-ске. Три загадки, три ответа. Можно было бы и тридцать три, но с-с тобой я буду доброй… Готов?

Аш-ш, ни шагу, больше ни шагу! Все вы такие, шус-стрые мальчики с невинными глазами, да-а… А потом у кого-то болит сердце, а вы с-скачете дальше как ни в чём не бывало.

Что ты говоришь? С-странное имя… Я не буду слушать тебя. Я должна загадать три загадки – и, как только ты дашь неверный ответ, я тебя обниму. Крепко обниму, аш-ш, за вс-сех девочек, которые мечтают обнять милых шустрых мальчиков, бросающих их потом с такой лёгкостью, аш-ш… И ты больше никогда никого не обнимешь, ты останешься здес-сь. С-слушай же! Время первой загадки.

С-сейчас-с… Вот.

Кто выше с-смерти может встать, вмиг став её… аш-ш, кажется, это чужая загадка.

А ес-сли так: есть сущес-ство на земле: и двуногим, и четвероногим может явиться… аш-ш, и это не то. А что же, ш-што же загадать тебе? Вот хотя бы: ш-што же у меня в кармаш-ш…

Что?! Опять это имя! Ответ неверный, что бы я ни загадала! Неверный! То имя – не ответ, я знаю, да! Тебе конец, мальчик, иди сюда, ну же, с-смелее, ты заслужил мои объятья. С-смерть будет быс-строй, обещаю.

Всегда хотела обнять тебя. Всегда, не с-спрашивай, почему, я не знаю, аш-ш… Вот так, крепче, ещ-щё крепче. Люби меня, мальчик. Это вс-сё, что тебе осталось в жизни, да…

Ш-што у тебя в руке?!

Моё… сердце?

Это не может быть верным ответом! Не…

Мгновение Алатыря. Гагана

Птицей быть очень больно. Хрупкой птицей, трепещущей, доверчивой.

Чтобы выжить, надо стать злее. Надо боль перебить другой болью, надо заковать себя в металл – когти в солнечную медь, клюв в холодное железо, надо бить без промаха, злостью отвечать на злость, смертью на предательство.

Но почему же в груди болит сердце, которого там нет?..

Кто-то говорил, что сердце у тебя чёрное – «клюв железный, сердце чёрное, когти медные», точно, – но это ложь, нет там сердца, нету. Ведь чтобы выклёвывать сердца другим, ты сначала своё должна вырвать.

Так что забудь обо всём, крепче сжимай свои медные когти, будь злее, бедная птица, хрупкая птица!..

А этот глупец всё обнимает тебя, шепчет что-то и словно не замечает, как намокает от крови одежда. И когда ты, злая птица, на мгновенье замираешь в растерянности – вскидывает руки и набрасывает тебе что-то на шею.

Кажется, это уже было… не с тобой, не с птицей. Со злой растерянной девочкой.

Что… что это бьётся в груди – так странно и ровно?

Кто я?

– Чт-то со мной было?!

– Чш-ш, всё хорошо, Ян. Всего лишь Искажение. Так бывает… Ауч! Прости, я немного… поцарапался. Не обращай внимание.

– Блин, у тебя фонарик есть? Дай сюда!

Фонарик бессердечно высветил всё. Разодранную на спине кигуруми в отвратительных красных пятнах, россыпь мелких царапин… и шесть глубоких порезов – три с одной стороны, три с другой.

– Эй, Ян, не парься, я ж