по шее, издавая угрожающий шорох и предоставляя судьбе решить, будет разрезана кожа или нет. Ждет, когда она взмолится о пощаде? Попросит сохранить ей жизнь? Она не станет. Если уж умирать здесь, она умрет с гордостью.

Однако он не спешит пополнить список своих киллов. Комнату озаряет еще одна вспышка молнии. Может, его атака захлебнулась от потери крови. С виду он как будто навеселе. Кисть его руки, прежде такая твердая, вдруг нерешительно поворачивается.

Калла подается шеей к лезвию, просто чтобы проверить, насколько крепко он держит кинжал. Кинжал по-прежнему прижат к ее шее, но Антон вздрагивает.

Не потеря крови сдерживает его руку. А она.

– Да, – выдыхает она. – Я хочу, чтобы ты умер.

И она снова меняет позу, но сдвигается не вбок, не от кинжала. Подняв подбородок, она приближает губы к губам Антона и целует его.

За стенами, окружающими их, ревет ветер, ему аккомпанирует стаккато дождя. Поначалу она чувствует вкус крови. Потом его губы открываются, намек на что-то сладкое касается языка Каллы, проходит между ними в ту секунду, на которую он расслабляется. Лезвие отодвигается от ее шеи.

И Калла сразу же с силой отталкивает Антона. Они разлетаются в разные стороны, кинжал с лязгом падает на пол. Антон отшатывается с резким вдохом, Калла спешит встать. В кармане куртки у нее все еще лежит цепь.

Она мгновенно захлестывает цепь вокруг его шеи. Металлические звенья перекрещиваются на нем спереди, концы цепи в обеих руках Каллы, осталось только потянуть за них. Достаточно единственного быстрого движения. И Антон перестанет представлять для нее проблему, будет выведен из игры. Здесь перескакивать некуда. Нет ни единого тела, которое он мог бы захватить.

Калла крепче сжимает пальцы. Антон смотрит на нее. Просто смотрит, хоть его жизнь под угрозой, а у него еще есть шанс найти какой-нибудь выход.

– Давай, – ровным голосом говорит он. – Убей меня. Будь той принцессой-убийцей, которой тебя считают.

– Думаешь, ты меня оскорбил? – Калла слегка подтягивает цепь. Хотя цепь сжимает ему горло, так что дышать почти невозможно, Антон не пытается схватиться за нее, чтобы ослабить. – Ты же подослал ко мне убийц. А мне, по крайней мере, хватило духу явиться за тобой лично.

– Если ты мне не веришь, тогда мне нечего сказать. – Он выбрасывает руку вперед и хватает ее за запястье. Она не знает, откуда взялась кровь на их руках, чьи руки были окровавлены первыми. – Но ты веришь, Калла. Я вижу, что веришь. Тогда зачем все это?

Затем, что именно так все должно кончиться. Она упорно твердит себе, что победитель в играх может быть только один. И было бы глупо считать иначе.

Ее захват едва заметно ослабевает.

Она дура.

– Ты поцеловала меня, только чтобы отвлечь? – продолжает он. – Или потому, что тебе хотелось?

Ее сердце вот-вот выскочит, пробив грудную клетку, проложит себе путь наружу, обливая все вокруг кровью. Такие вопросы ей ненавистны, а он, как назло, продолжает задавать их. Калла никогда не располагала такой роскошью, как возможность задуматься о том, чего она хочет. Думать приходилось о другом – что надлежит сделать. Хотеть опасно. Хотеть – это…

Она отпускает цепь. Та спадает с шеи Антона, и поскольку один конец тяжелее другого, сворачивается на полу, как змея. Антон мгновенно срывается с места, но не для того, чтобы воспользоваться шансом и снова одержать верх, а только чтобы прижать обе ладони к ее щекам. С яростной силой он находит губами ее губы, и Калла отзывается так же неистово, позабыв про осторожность и благоразумие. Она тянет его за воротник рубашки и чувствует под пальцами липкую кровь. Ее запах распространяется все сильнее с каждым их движением, в нем отчетливо чувствуется металл и насилие. Кровь на их одежде, на коже, на полу, но Антон будто не замечает, что ранен. Кровь брызжет, когда Калла срывает с него рубашку и даже при тусклом свете видит, как глубок разрез.

– Антон! – предостерегает она.

– Оставь, – сразу отзывается он, срывает с нее плащ и опрокидывает ее на пол. Она ударяется спиной о плитку, та оказывается холодной, когда ее окровавленная рубашка спускается с плеч, но это лишь кратчайшая из пауз перед тем, как его губы впиваются в ее шею. Она запускает пальцы в его волосы, он обхватывает ее талию. Он словно пытается пригвоздить ее к месту, боясь, что она в любую секунду может передумать и сбежать. Но потом одна его рука скользит все ниже, прокладывает путь по ее бедру, пальцы находят пояс ее брюк. Его губы совсем рядом, и Калла завладевает нижней, слегка прихватывает ее зубами и с трудом подавляет желание укусить, когда по коже пробегают мурашки. С тех пор как она стала Каллой Толэйми, она никогда не теряла голову, а сейчас такой момент приближается. Он ближе, чем что-либо еще, пока ее живот сжимается под его ладонью. Его пальцы касаются пупка, затем спускаются ниже, забираются под пояс брюк, проскальзывают между ног. Калла невольно тянет Антона за волосы, ее глаза широко распахиваются, запрокидывается голова.

– О черт… – шепчет она, потому что ей больше нечего сказать, все мысли разбежались.

Не отвлекаясь, Антон тычется ртом в ее подбородок, щеку, доходит до местечка под ухом. Его пальцы действуют все настойчивее, находят ритм, и тогда на нее обрушивается все сразу. Снаружи грохочет гром, чуть не выведя ее из транса, в который она неудержимо погружается. Она не в силах вынести этого, не может справиться с таким обилием ощущений, и словно пытается срастись с ним. Движимая некой изначальной потребностью, она кладет ладони на грудь Антона, прижимает их к той самой ране, которую нанесла, и ее сердце колотится с головокружительной скоростью.

– Больно? – спрашивает она, с трудом переводя дыхание и удерживаясь, чтобы не ерзать.

Антон морщится. Его рука замедляет движения, но не останавливается. Взгляд тяжелеет, губы снова касаются ее рта, только чтобы прошептать под шум дождя: «Больно все, что ты делаешь, принцесса».

Пол начинает трястись, само здание содрогается от раскатов грома, который звучит все ближе. Калла хватает ртом воздух, пытаясь усмирить неистово бьющееся сердце.

– Так причини мне боль в ответ, – предлагает она.

Антон отстраняется, поднимается на руках, упираясь ими в пол по обе стороны от нее. Его рана перестала кровоточить. Он моргает, глядя на Каллу, на его щеке размазанное алое пятно, на шее – другое. Когда он выпрямляется и садится на пятки, Калла тоже приподнимается, опираясь на согнутые локти, и смотрит на него.

Он качает головой. Движение едва