У ночного клуба, которым они обязаны этим световым шоу, наверняка огромные долги по счетам за электричество. Антон ворочается во сне, Калла проводит пальцем по его голой спине и удивляется, почему он не вздрагивает и как может настолько утратить бдительность, хоть и знает, что она способна вонзить меч ему в грудь.

Она могла бы убить его прямо сейчас, если бы захотела. В квартире нет никого, кроме них двоих. Остальной Сань-Эр спит за своими стенами. Антону некуда перескакивать.

Но она не станет. Она доверяет ему свою жизнь и поэтому хочет заслужить его доверие, чтобы он считал ее объятия надежными.

Вдруг Антон поворачивается, ложится так, что чуть не толкает ее плечом. Калла, вздрогнув, отдергивает руку, но он зашевелился не от прикосновений. И не проснулся, только улегся лицом к ней, не открывая глаз. Калла не успевает опомниться, как Антон притягивает ее к себе, прижимается к ней под простынями. Его рука тяжело и уверенно обнимает ее талию.

Даже во сне его тянет к ней.

Калла тоже нежно обвивает его руками, отзываясь на объятия. И ощущает в груди прилив чувств – чуждых ей, разрастающихся у нее внутри, подобно стремительно прогрессирующей инфекции. Она приглаживает ему волосы, а когда он крепче сжимает ей талию, по ее щеке скатывается слеза и бесшумно падает на подушку. Если бы он предал ее, было бы легче. Эта территория ей знакома, здесь она умеет ориентироваться.

Она способна выдержать боль. Выдержать кровь. Но вот это… каким-то образом это одновременно и все, и ничто, и оно разрывает ей душу.

Это нежность. И она боится ее больше, чем чего бы то ни было в их забытом богами королевстве.

Глава 24

Первые отголоски утра проникают в комнату вяло и лениво, с трудом пробираясь в щели между планками жалюзи. Антон потирает глаза и переворачивается в постели. Протягивает руку, ничего не находит на ощупь, сонно моргает и видит только простыни там, где лежала Калла.

Он рывком садится. Ведь ему же не приснилось, так? Она в самом деле была здесь.

Он кладет руку на сердце и выдыхает, нащупав припухшую рану с запекшейся кровью. Ни за что бы не подумал, что испытает такое облегчение, обнаружив, что действительно был ранен. Остатки замешательства выветриваются из его сбитого сном с толку мозга, он переводит взгляд на стену. Меч Каллы тоже исчез – тот самый, за которым он ходил в храм вчера и попался, но благополучно вселился в тело «полумесяца», увидевшего его раньше всех остальных.

Антон щурится, глядя на свой браслет игрока. Вводит личный номер, запуская таймер на ближайшие двадцать четыре часа. Задумывается, когда ждать сегодняшний пинг. Гадает, не пора ли поскорее вставать, чтобы сигнал не застал его в квартире, и не по той же причине ее покинула Калла.

Почему она не разбудила его?

Часы на каминной полке показывают половину шестого утра. Рано. Большинство заведений внизу еще не открылись, пребывая в кратком, но спокойном периоде суток после того, как ночь уже точно закончилась, а день еще не совсем наступил. Антон находит в шкафу чистую рубашку. Влезает в брюки, подходящие для боя, и обувь, которая досталась ему вместе с нынешним телом. В гостиной он видит на полу брошенную минувшей ночью одежду, но Каллы нет.

Он открывает входную дверь. Поток холодного утреннего воздуха обдает его, пока он стоит на пороге и размышляет.

Странно: с Каллой Толэйми он знаком не так уж долго и все же точно знает, где ее искать. Поэтому идет не к лестнице, ведущей вниз, на улицы, а поднимается на самый верх и толкает дверь на крышу. И действительно, вон она сидит на самом краю спиной к нему, свесив одну ногу, а другую согнув в колене и подтянув к себе. Между пальцами сигарета, ладонь упирается в колено. Даже в этой позе, ссутуленная самым непринужденным образом, она выглядит как истинная принцесса.

– Знаешь, это ведь вредно.

Калла медленно оборачивается, с невозмутимым видом оглядывает его. Здесь утренний свет ярче, чем на улицах, но облака серые и тяжелые, как пластиковые пакеты, брошенные в сточные канавы. Издалека снова надвигается гроза.

– Правда? – спрашивает Калла. – Впервые слышу.

Меч снова у нее на бедре, висит там, где ему и полагается быть. Она двигает ногой, освобождая место для Антона, он садится рядом, не дожидаясь особого приглашения.

– Ужасно вредно. – Он смотрит, как она делает глубокую затяжку. – Загрязняет ци, портит здоровье. Практически гарантирует раннюю смерть…

Калла отводит от губ руку с сигаретой и с полными легкими дыма целует его. Несмотря на все недавние слова, он разрешает ей выпустить дым прямо ему в рот и принимает этот яд, словно сладчайший нектар, какой ему доводилось пробовать.

Избавившись от дыма, Калла медленно отстраняется: густые и темные ресницы расходятся веером, прикрывая бесстрастные глаза. Она по-прежнему придерживает его за подбородок, и Антон наблюдает, как она поворачивает его голову так и сяк, разглядывая в неясном утреннем свете.

– Боишься, что это тело с прошлой ночи успело как-нибудь измениться?

Калла хмурится, ничуть не позабавленная вопросом.

– Не так уж трудно представить себе такое. Может, Антон Макуса уже сбежал, а это кто-то другой.

Он закатывает глаза, отводит ее руку от своего лица и переплетает с ней пальцы, не давая возразить. В ее глазах мелькает боль, которой прошлой ночью еще не было. Антону кажется, что он узнал ее – это терзания, нестерпимые муки. Как когда приближаешься к развилке, с головокружительной быстротой решая, по какой дороге двинуться, но повернуть обратно уже не можешь.

– У тебя же нет паранойи, – говорит Антон. И прижимается губами к нижней поверхности ее запястья. – Что у тебя на уме, Калла?

Она грубо вырывает руку, Антон моргает, застигнутый врасплох. Одна из ближайших фабрик, должно быть, приступает к работе, потому что в просвете между зданиями появляется дым, низко стелется, окутывая их. Бездна разверзается у него внутри внезапно. После семи лет без Отты он, казалось бы, должен лучше переносить такие испытания. Ему представлялось, что вместе с юностью в прошлое уйдет и его потребность слишком крепко цепляться за тех, с кем он сблизился. Но когда Калла вырывается, его пробирает озноб, будто его ударили по руке, а он так и не понял, что сделал не так.

– Ты всегда выглядишь по-разному, Антон, – негромко произносит Калла. Отвернувшись, она теребит край рукава. Сигарета догорела, но она все еще держит ее в другой руке так, чтобы пепел падал