Мистер Саттертуэйт даже не хмыкнул. Изданный им звук былсамым настоящим скрежетом зубовным. Выражение довольно распространенное, ноистинное его значение он понял только с годами — когда разболталась верхняяпластинка. Зубы: молочные, потом постоянные, затем больные, под конец и вовсеискусственные, а теперь — вот — машинные. Поистине, вся жизнь вертится вокругзубов.

— Отсюда до Довертон-Кингсбурна рукой подать, — сообщилшофер, — Возьмите такси, сэр, они здесь есть. А я пригоню машину, как толькобудет готова.

— Нет! — неожиданно взорвался мистер Саттертуэйт. Его глазагорели, а в голосе звучали такая власть и сила, что механик с шофером невольнопопятились.

— Пойду, — уже спокойнее продолжил мистер Саттертуэйт, —прогуляюсь. Когда сделаете, найдете меня в трактире «Арлекин». Мы его проезжалипо дороге. Он ведь так называется? — повернулся он к механику.

— Да, сэр, только… Только это не очень хорошее место, —пробормотал тот.

— Тем лучше, — величественно изрек мистер Саттертуэйт и,развернувшись, решительно зашагал прочь.

Оставшиеся проводили его недоуменными взглядами.

— Вообще-то он у меня тихий, — извиняющимся тоном проговорилшофер. — Просто не понимаю, что на него нашло, Лучшим в селении Кингсбурн,определенно, было его название. Остальное представляло из себя маленькуюдеревеньку с одной улицей, несколькими домами и парой магазинов, причем разницымежду всеми этими сооружениями, не считая вывесок, не было ни малейшей. Обычнаямирная деревенька. Ни красот, ни достопримечательностей. Естественно, любоеяркое пятно сразу бросается в глаза и надолго запоминается. Мистер Саттертуэйтподошел к почте. Ничего особенного: ящик для писем, стандартный набор газет иоткрыток. Но рядом… Рядом было то, что привлекло его внимание раньше и привелосюда теперь. Трактир «Арлекин». Неожиданно мистер Саттертуэйт занервничал и самсебе удивился. Так разволноваться из-за какого-то там названия! Что-то ужбольно впечатлительным стал он под старость. «Арлекин». Ну, собственно, и что?

Механик оказался прав. Внутреннее убранство трактирасовершенно не способствовало аппетиту. Пожалуй, там еще можно было перекуситьили выпить кофе — но не более того. Мистер Саттертуэйт хотел уже былоразвернуться и уйти, как что-то привлекло его внимание. Половина помещения былаотдана под магазин керамики. Не унылый и серый антикварный магазин с никому ненужными вазочками, пылящимися на стеклянных прилавках, а вполне современныймагазин с выходящей на улицу витриной, переливающейся всеми цветами радуги.Среди прочего там красовался чайный сервиз. Большие разноцветные чашки иблюдца: синие, красные, желтые, зеленые, розовые, фиолетовые.

— Настоящий парад красок, — подумал мистер Саттертуэйт.

Так вот что отпечаталось в его памяти, когда они проезжалипо этой улице! На ценнике значилось: «Чайный сервиз „Арлекин“.

Ну конечно же: «Арлекин»! Именно это слово он и пыталсявспомнить. Веселые цвета, цвета арлекина.

«Уж не знак ли это?» — подумалось вдруг ему.

Знак свыше. Глупо, конечно, но как увлекательно! А вдругздесь и вправду окажется его старый друг, мистер Арли Кин? Сколько же водыутекло с тех пор, как они виделись в последний раз? Ох, много! Тогда мистер Кинисчез, растворился на неприметной сельской тропинке, которую все называли«Дорогой влюбленных». Мистер Саттертуэйт давно уже привык, что судьба дарит емуодну — иногда две — встречи с мистером Кином в год. В этом году надеяться навстречу, похоже, уже не приходилось.

И тут, в убогом трактире, в глухой деревушке Кингсбурн имвдруг овладело предчувствие, что он может все-таки встретить мистера Арли Кина.

«Глупость какая, — сказал он себе. — Даже странно. Вот уждействительно: с годами начинаешь потихоньку выживать из ума».

Он никогда не скрывал от себя, что ему мучительно недостаетмистера Кина, олицетворявшего для него чуть не все лучшее и значительное изпрожитой жизни. Ему не хватало этого человека, который мог появиться гдеугодно, когда угодно, и чье появление всегда означало, что с мистеромСаттертуэйтом вот-вот произойдет нечто захватывающее. В общем-то не совсем дажес ним, но что без него никогда бы и не случилось. Это-то и было самоеинтересное.

Рядом с этим человеком мистер Саттертуэйт чувствовал себя..,совсем другим. Благодаря одному только слову, оброненному мистером Кином, ему вголову приходили великолепные идеи. Он начинал замечать, сопоставлять, думать.И, в результате, делать именно то, что единственно и следовало предпринять.

Мистеру Кину стоило только усесться напротив, ласковоулыбнуться, и в голове мистера Саттертуэйта начинали роиться мысли и образы, вкоторых он сам, Саттертуэйт, представал уже совершенно иным. Это былСаттертуэйт, обладающий множеством друзей, среди которых попадались и герцогини,и епископы — и прочие люди с немалым весом в обществе. Саттертуэйт всегда былнемножко снобом, и ему льстило общение со знатными семьями, многие веканеофициально властвовавшими в Англии. Впрочем, молодые люди, не обладающиевесом в обществе, тоже могли рассчитывать на его участие, но для этого онидолжны были предварительно попасть в беду или влюбиться — в общем, тем или инымобразом нуждаться в его помощи. И он, Саттертуэйт, действительно мог им помочь.Благодаря мистеру Кину.

Сейчас же, когда того не было рядом, мистер Саттертуэйт былвынужден, как последний обыватель, разглядывать витрину сельского магазинчика,продающего современный фарфор, чайные сервизы и, разумеется, керамическиекастрюльки.

— Ладно, — сказал себе мистер Саттертуэйт, — зайду. Не зряже я тащился в такую даль. Все равно машину будут чинить еще бог знает сколько.Уж наверное, здесь интереснее, чем в мастерской.

Еще раз взглянув на витрину, он неожиданно для себя решил,что это очень хороший фарфор. Качественный и добротный. Как в старину.

Его мысли тут же устремились в прошлое. Герцогиня Лейтская.Старая добрая герцогиня! Как добра она была тогда к своей служанке: они плылина Корсику, и у несчастной разыгралась морская болезнь. Никогда до этого он непредставлял, что эта женщина может быть кротка как ангел. Уже на следующий деньк ней вернулся ее буйный нрав, который, кстати сказать, ее домочадцы переносилибез единого звука протеста. Мария, Мария. Старая добрая Мария Лейтская… Умерланесколько лет тому назад. Ах, вот оно что! У нее тоже был сервиз «Арлекин».Такие же большие разноцветные чашки. Черные, желтые, красные и мрачноватого, наего взгляд, красновато-коричневого оттенка — ее любимого. У нее даже былрокингемский чайный сервиз с золотой росписью по красновато-коричневому фону.

— Да, — вздохнул мистер Саттертуэйт, — вот это было время!Выпить, что ли, здесь кофе? Разумеется, он на три четверти будет состоять измолока, а остальным окажется сахар, но все лучше, чем ничего.