— Пошли обратно, — сказал Родионов, — тут уже неинтересно. Ивообще, куда нас понесло?! Зачем мы время теряем?!

— Дмитрий Андреевич, — предложилала Маша, соображая, —давайте подойдем посмотрим машины, а?

— Зачем?!

— Ну… мне надо. Давайте подойдем?

Родионов пожал плечами, пробормотал что-то себе под нос идвинулся к стоянке. Маша шла, вытянув шею, как гусь. Родионов поглядывал нанее.

— Что ты придумала?…

— Пока ничего, Дмитрий Андреевич. Давайте пока посмотрим.

— Да на что мы… пока посмотрим?!

Он чувствовал себя дураком, и это было неприятное чувство.

Маша вышла на асфальт, огляделась и спросила:

— А лимузин чей?

— Откуда я знаю!? Но если исходить из дедуктивного метода,скорее всего, Мирославин или Головко.

— Или его жены, сына, или будущей невестки!

— Станут они чужой девчонке такую тачку покупать!

— Она же сказала, они ее любили сильно. Прямо мечтали, чтобымальчик на ней женился, — рассеянно сказала Маша, — мечтали, как пионер мечтаето том, чтобы его приняли в комсомол, где он сможет достойно продолжать делоЛенина…

— Маша?

— Вон та развалюха, скорее всего, прислуги или охраны, иследующая из той же серии, Тимофей Ильич уехал, Мирослава вряд ли держит своимашины на гостевой стоянке, вон въезд в подземный гараж, видите?

Родионов посмотрел в тусторону, куда она кивнула, — чертвозьми, и правда, подземный гараж. Как это он не заметил?…

— Машка, ты Пуаро, — сказал он негромко, так, чтобы она сгарантией не услышала.

— Значит, остается Головко-старший, ныне покойный, — продолжалаМаша. — Ну, Олеся сто процентов без машины, потому что это официальный прием иони пара, значит, ее должен был привезти жених. Что может быть у жениха? Врядли микроавтобус и вряд ли черный седан, я отсюда не вижу марку. Остается вон таспортивная машина, больше ничего не подходит.

Родионов опять посмотрел. За полированным боком лимузина и всамом деле пряталась маленькая желтая машинка, по виду совершенно безобидная иэлегантная.

За спортивным авто стояла еще только одна машина, безликий,надраенный до блеска, явно взятый в прокате автомобиль. Родионов от негоотвернулся, а Маша Вепренцева почему-то им заинтересовалась.

Остальные машины явно интересовали ее меньше.

Она подошла поближе, обошла его со всех сторон, дажепроломилась сзади, вдоль решетки, хотя авто стояло довольно близко к ней, иМаша немедленно зацепилась брюками за торчащие ветки и некоторое времявыпутывалась из них.

Родионов тоже подошел. Он немного злился, но решительно нехотел это показать.

Маша обошла машину и, вывернув шею и шевеля губами,прочитала какую-то бумажку, которая лежала на передней панели с пассажирскойстороны. Фрачная черная пара висела на вешалке за водительским креслом, изапотевшая от жары бутылка воды грелась на передней панели.

— Ве-се-ловс-кий, — выговорила Маша по слогам, — ИгорьЕвгеньевич. Это его машина, то есть прокатная, конечно. Договор на его имя.Господи, что за удивительный язык, фамилию пишут через «и» с точкой!

Родионов раздраженно пожал плечами.

— Какая тебе разница, где чья машина?! Ну вот скажи мне!

— Ах, Дмитрий Андреевич, как вы не понимаете?!

— Я не понимаю.

— Но это же очевидно!

Родионов посмотрел на нее и догадался:

— Ты надо мной смеешься, да? Правильно я понял?

— Правильно, — покаялась Маша. — Но на самом деле этолюбопытно, Дмитрий Андреевич. Смотрите. Лимузин чистый, и машина Веселовскогочистая, а микроавтобус пыльный.

Родионов посмотрел — и вправду пыльный.

— Ну и что? Просто его мыли неделю назад, а эти вчера илипозавчера!

— Может быть, — сказала Маша задумчиво. — Все может быть. Ноинтересно не то, что эти грязные, а то, что те две чистые! Вот что интересно.

Родионову казалось унизительным выспрашивать, требоватьразъяснений — он не капитан Гастингс, на самом-то деле, и вообще все этонапоминает дешевый картонный киношный детектив, и уж он-то ни за что не станетвтягиваться во все это! — но ему до ужаса хотелось знать, при чем тут машины,что Маша еще придумала?!

Какое отношение машины имеют ко всему происшедшему илипроисходящему в этом доме?!

Он постарался подумать «так и эдак», как всегда делал, когдаписал свои книжки.

Итак, они знают, что…

Что они знают, собственно?

Что статью про развод Поклонных написал, скорее всего,Нестор — по крайней мере, это казалось логичным. Что Матвей Рессель почему-тоизо всех сил старается сделать вид, что предстоящий развод — это наветы склеветой, хотя Маша вчера слышала разговор Поклонных, и, по ее словам, ониготовы были друг друга задушить на месте.

Еще они знают, что сегодня после того, как голосистая ипрелестная горничная Галя убралась в «курытельной», кто-то зашел туда ивыбросил в мусорную корзину порванную фотографию Стаса Головко. Это было ужепосле горничной, но еще до Маши, которая пришла туда после «кавы з вершками»для того, чтобы подумать.

Еще они знают, что Стас Головко бросил свою сильфиду недалее как вчера вечером и сильфида напилась до полусмерти и не знает, чтотеперь делать, потому что родители Стаса любили ее, как родную, и папка вообщевелел ей обратно в Новокузнецк или Днепродзержинск, быть может, Днепропетровск,без штампа в паспорте о законном браке не возвращаться.

Весник, проверенный, любимый всеми, весельчак, профессионал,топ-менеджер, по телефону говорил, что «пока он еще не догадался», и непонятнобыло, о ком шла речь.

Еще они знают, что Головко был убит перед приемом — перед, ане после, что бы на этот счет ни думала местная милиция. Потому что именноперед приемом Маша Вепренцева слышала шум воды в ванной и видела в раковинеокровавленный нож.

Да, и еще! Кто-то звонил Родионову домой перед самымотъездом и угрожал, а об отъезде знали только в издательстве.

Весник знал точно, к примеру.

Еще Машка, которая вполне могла видеть убийцу, и до сих порнепонятно, видел ли он ее!…

— Маша, — начал Родионов, — по-моему, эту ерунду срасследованием надо кончать!… Мы все равно ничего не добьемся, а ты…

Тут она опять схватила его за руку, и он посмотрел снеудовольствием, в конце концов, сколько раз можно повторять, что он не любит,когда его трогают!…