– Ну вот опять, – проворчал Темба.

– Тау! – прошипел Келлан.

Тау почувствовал спазм в желудке. Он знал, что что-то идет не так, и мог доверять только самому себе.

– Кана и Хадит… они мыслят похоже, – бросил он через плечо, продолжая шагать к берегу.

– Ненавижу, когда он так себя ведет. Нам-то что теперь делать? – спросил Темба.

– Идем за ним, – ответил Удуак, и Тау услышал шаги здоровяка за спиной.

– Они мыслят похоже, – повторил Тау, молясь о том, чтобы он ошибался.

– Что это значит? – Келлан догнал его. Он держал меч в руке и оглядывался по сторонам, без сомнения, надеясь заметить какое-либо движение на судах, пока у них еще была возможность вовремя отступить.

– Все бойцы, которые остались бы с кораблями, погибли бы, потому что мы, зная, что корабли здесь, пришли бы сюда, чтобы их уничтожить, – сказал Тау. – Так поступил бы хороший тактик, и поэтому таков был план Хадита. Неужели не понимаете? Вот мы сюда и пришли.

– И? – спросил Темба, также их догоняя.

– И Кана знал, что мы так поступим. Он не собирался никого здесь приносить в жертву, – объяснил Тау. – Он хочет использовать все силы, чтобы огнем проложить себе путь через Керем. Он бросил корабли, потому что сразу спланировал вернуться на ксиддинскую территорию через наши горы.

Тау приблизился к одному из кораблей. Мечи оставались в ножнах. Ему нужны были обе руки, чтобы заглянуть за борт, потому что тот был слишком высоким. Рискуя получить копьем в глаз или топором по черепу, Тау подпрыгнул, ухватившись за поручень, подтянулся и запрыгнул на борт.

Очутившись на палубе, он развернулся и почувствовал, как тошнота подступает к горлу.

– Пусто, – сказал он.

– Что? – переспросил Келлан с берега.

– Пусто!

– Проверьте остальные, – приказал Келлан.

– Они все окажутся пустыми, – сказал Тау, не думая о том, слышат его или нет. – Кана всех увел. Он хочет прорубить себе путь через весь полуостров.

ТЕЛА

Едва касаясь копытами земли, Ярость поднималась по склону горы к плато, на котором стояла Крепость Онаи. Тау клонился к ее шее, от порывистого ветра его глаза слезились. Он оставил армию позади. Он не мог остановить Кану в одиночку, но и ждать он тоже больше не мог.

– Хай-я, Ярость! Вперед!

Она неслась так быстро, что казалось, они летели по воздуху. Они уже достигли последнего отрезка пути, и в поле зрения вот-вот должна была появиться крепость. Тау слышал шум за спиной, но не обращал на него внимания. Циора послала за ним Нью, и визирь, гораздо более умелая наездница, чем Тау, давно бы уже его догнала, если бы он не скакал так безрассудно.

– Хай-я, Ярость!

Горный воздух стал непроглядным от густого тумана, дрожавшего от жары, и Тау не хотелось думать, что это могло значить. В последний поворот Ярость вошла на полной скорости, взметнув копытами песок и камни.

Он должен был успеть. Никак иначе. Наконец крепость показалась – и ему открылась правда.

Крепость Онаи превратилась в тлеющие руины, от которых поднимался дым, будто от залитого водой костра, но это было далеко не самое страшное. Вдоль тропы, ведущей к крепости, лежали навзничь трупы женщин, мужчин и детей. Приколотые к земле копьями, словно насекомые, они были привязаны друг к другу за руки, образуя цепь, и у каждого четвертого или пятого в этой цепи руки были отсечены по локоть. Разорванная цепь мертвецов. Воздаяние за нарушенное обещание королевы.

Прежде чем заставить себя остановиться, Тау стал вглядываться в лица. Увидел госпожу Чионе – старшую служанку, которая часто шефствовала над Зури, – ее лицо было забрызгано кровью. Судя по всему, она умерла не сразу и в последние свои мгновения закашлялась до смерти. В нескольких шагах от нее лежал Экон. Он был вторым командиром Арена, а потом, после того, как Арена убили, умбуси Онаи, по-видимому, назначила его инколели феода. Если так, он недолго прослужил в новой должности. Экон был мертв, мухи роились над его раздувшимся на солнце телом, а из открытого рта вываливались личинки.

– Нет, нет, нет, нет-нет-нет…

Тау с трудом узнал Очиенга. Они избили крепостного стража так жестоко, что его череп, казалось, был пробит во всех возможных местах.

Тау запрокинул голову и закричал. Это испугало Ярость, она едва не бросилась в галоп, и ему пришлось взять себя в руки, чтобы успокоить животное.

– Ты умница, девочка, – сказал он. – Умница…

Он услышал стаккато копыт лошади Ньи, которая вылетела из-за поворота. Затем услышал резкий шорох и ржание – визирь остановила свою лошадь.

– Слезы Богини, – пробормотала она. – Уходим… уходим, Тау.

Тау покачал головой и погнал Ярость вперед.

– Тау…

Как бы это ни было больно, он всматривался в лица убитых. Как бы это ни было больно, он смотрел налево, направо, медленно продвигаясь по тропе в поисках своих родных.

– Тау, не ходите туда, – крикнула Нья. – Именно этого он хочет. Не смотрите туда.

Но он смотрел. Пока не увидел, что в тени крепостных ворот скрывалась целая гора тел, будто служившая растопкой для костра, а посреди нее возвышался столб, к которому был привязан человек. Его голова была оттянута назад под таким углом, что создавалось впечатление, что он любуется чем-то, что держал в поднятой руке. Он был обнажен, со вспоротым животом, и его внутренности вывалились на тела тех, кто лежал под ним.

Он был мертв, и это значило, что ксиддины привязали его в такой позе, чтобы рука и то, что он в ней держал, остались на виду.

Тау спешился, вынул мечи из ножен, подошел ближе и вгляделся, каждой клеточкой своего тела желая не видеть этого.

– Макена? – проговорил он. – Макена! – Он бросился, хромая, к мужу своей матери, выкрикивая его имя, словно мертвый мог услышать.

Тау вошел под сень крепостных ворот, увидел, что держал в руке Макена, и почувствовал, будто кости в его теле разом исчезли. Он упал на колени, уронив мечи на рыхлый гравий.

Он задыхался, глядя на землю под собой. Как он ни пытался втянуть воздух, ему его не хватало. Он поднял голову, отказываясь верить в то, что видел, но ничего не менялось, да и острое зрение никогда не подводило Тау.

На собственных волосах, спутанных и завязанных вокруг руки мертвого Макены, висела отрубленная голова Джелани.

Тау закричал, заколотив кулаками по земле. Он попытался встать, чтобы снять голову Джелани, но не смог заставить себя это сделать.