Имани поклонилась еще ниже.

– Моя королева. Мы недостойны.

Циора не то чтобы медлила, но Тау показалось, что какое-то время она не решалась уйти.

– Дай руку, мой мальчик, – попросила Имани.

Тау взял мать за руку, и она прижала его к себе.

– Где она? – спросила Имани шепотом.

– Королева идет начинать церемонию.

– Кто-нибудь меня сейчас слышит? – спросила она, сильнее сжав его руку.

Тау огляделся.

– Только я, если говоришь шепотом.

Она впилась ногтями в тыльную сторону его ладони.

– Что ты наделал, Тау? Что ты наделал?

Он попытался убрать руку, но хватка матери была слишком крепка.

– Он спрашивал о тебе, – сказала она. – Человек с прической как у жреца Саха. – От ее ногтей у него выступила кровь. – Он заставил меня запомнить то, что я должна передать тебе. Он заставил меня запомнить свое послание, когда перерезал ножом шею твоей сестре.

Тау снова попытался убрать руку, но был слаб перед ней, как ребенок.

– «За моего отца, Мирянин из Керема». Вот что он сказал мне, когда убивал ее. «Это за моего отца!».

– Мама…

– Что ты наделал, демоново отродье? Я дала тебе жизнь и видела, как ты рос. Я знаю, кто ты и что ты. Я знаю, какой ты породы, и ты никакой не чемпион.

Тау наконец вырвался из ее хватки, но мать, пошарив рукой в воздухе, ухватила его за тунику, вновь притянув к себе.

– Я слышала, ты силен, – прошептала она. – Даже сильнее своего отца, и сильнее любого Меньшего. Это правда? Правда, Тау?

– Мама, прошу…

– Ответь мне, мальчик. Это правда?

– Я умею драться, – прошептал Тау, чувствуя, как глаза наполняются слезами. – И я умею убивать, мама. О, еще как умею!

– Хорошо, – сказала она. – Хорошо, потому что я хочу, чтобы ты убивал. – Ее ладони пробежали вверх по его рукам, и она положила руки ему на плечи у основания шеи. – Я хочу, чтобы ты убил всех, кто в ответе. Ты слышишь?

Губы не слушались Тау.

– Ты меня слышишь, Тау… Соларин?

– Я слышу тебя, мама.

Она наклонилась ближе, и он почувствовал запах засохшей крови под ее повязками. Она была так близко, что их губы едва не соприкоснулись.

– Ты заключил сделку с Укуфой, нэ? Позволил развратить себя, чтобы стать большим, чем определено Богиней. Ну что же, Ненасытный назвал свою цену, а теперь я назову свою.

Тау попытался отстраниться, но ее ногти все равно вонзились ему в шею.

– Ты должен сжечь их за то, что они сделали с нами, – прохрипела она. – Пообещай мне. Пообещай, что заставишь тех, кто в ответе за Макену и Джелани… – Она сдавленно всхлипнула. – Обещай мне, что заставишь их страдать!

– Мама, я…

– Обещай, – она повысила голос. – Обещай! Обещай, Тау! Помоги мне ненавидеть тебя хоть чуть-чуть меньше и обещай!

Она не собиралась оставлять его в покое.

– Обещаю, – сказал он.

Она оскалилась, сверкнув острыми белыми зубами.

– Еще раз, – сказала она.

– Обещаю.

Она снова прижала его к себе и постояла, обняв его.

– Мы с тобой остались вдвоем, и мы сделаем это вместе, – сказала она.

– Да, мама.

– Скажи, когда мы выходим.

Ночь озарилась светом погребальных костров. Солдаты наконец их зажгли.

– Утром, – ответил Тау. – Мы выходим утром.

Она отпустила его и встала лицом к огню, хотя и не могла видеть, как тот поглощает тела ее мужа, дочери и всех, кого она знала и потеряла.

– Мы сделаем так, чтобы оно того стоило, – сказала она ему. – Клянусь Ананти и Укуфой, мы сделаем так, чтобы сила, которая тебе дана, оправдала свою цену.

СЕМЬЯ

Он вошел в шатер так тихо, что Тау не услышал бы его, если бы спал, но после сожжения и разговора с матерью Тау не мог расслабиться. Поэтому когда тень проскользнула в его палатку и встала у изножья, пригнувшись, чтобы поместиться в тесном темном пространстве, Тау понял, кто перед ним, по капюшону, который его гость носил, не снимая.

– Джабари, – сказал Тау.

Гость не ответил.

– Надо было мне найти тебя сегодня, – сказал Тау. – Ты тоже скорбишь.

Малый Вельможа приложил покрытую шрамами руку к шее, прижав пальцы так, чтобы связки могли издавать нужные звуки.

– Лекан, – сказал он.

Услышав это имя, Тау сел и поискал глазами свои мечи. Они лежали в дальнем углу шатра, где он их и оставил, но его кинжал Стражи был в пределах досягаемости. Стараясь двигаться медленно, он оперся на локоть, и потянулся к нему.

Но Джабари развернулся и, взмахнув плащом, вышел из шатра.

Схватив кинжал, Тау натянул штаны, пристегнул портупею и вынул мечи. Он не стал надевать рубашку, думая, что, учитывая то, что его ждало, она не понадобится.

Джабари ждал в нескольких шагах и, увидев Тау, зашагал дальше. Малый Вельможа хромал, но Тау все равно было непросто поспевать за своим более рослым другом. Он хотел было спросить Джабари, куда они идут, но это лишь подтвердило бы его догадку. Он и так знал, куда тот его ведет.

Они подошли к Крепости Онаи, и Джабари вошел в арку, некогда служившую крепостными воротами. Тау шагнул вслед за ним. Оба молчали, пока не дошли до обгоревших останков бывшей комнаты Лекана.

– Почему мы здесь? – спросил Тау.

Джабари рассмеялся. Это был короткий болезненный смех, и когда он затих, Джабари взялся за рукоять меча. Тау повторил движение, но обожженный Малый Вельможа усмехнулся, поправил свой меч и сел на пол рядом с бронзовым щитом.

Щит не мог находиться здесь, когда комната горела. Он не был тронут огнем, а его поверхность не присыпало пеплом.

Джабари закрыл глаза и замедлил дыхание.

– Исихого? – спросил Тау.

Джабари не ответил.

– Исихого. – Тау кивнул, скорее самому себе, и сел в нескольких шагах от Джабари.

Он закрыл глаза, но не стал ни замедлять дыхание, ни как-либо иначе настраивать сознание. В одно мгновение он был в Умлабе, а уже в следующее – с Джабари в темном мире.

Джабари стоял со здоровым, неизувеченным лицом и вглядывался во мглу.

– После того, как меня обожгло, ты пришел ко мне в лазарет и о многом мне рассказал, – начал он сильным голосом. – Ты говорил о тех, кого любил, кого потерял, и о том, что ты сделал. Ты думал, что я тебя не слышу, но я все слышал, Тау.

Тау на мгновение прикрыл глаза.

– Ты убил моего брата, – продолжил Джабари, вынимая меч из драконьей чешуи из ножен. – Ты убил его, и я