Отведя взгляд от ужасного зрелища, он увидел умбуси с мужем. Они валялись в куче мертвых тел вместе с остальными, их горла были перерезаны, глаза вырваны, руки отрублены.

Его плеча коснулась рука, и найдя в себе силы встать, Тау схватил мечи и резко развернулся.

– Тау. – Это была Нья. Она выставила руки перед собой. – Тау, прошу.

Он не опустил мечей.

– Моя сестра. Мой отчим. Нья, это моя сестра!

Нья подняла глаза и посмотрела на ужасное зрелище за его спиной.

Она попыталась приблизиться к нему.

– Мне жаль, Тау.

– Моя сестра, – проговорил он сорванным голосом. – Это Джелани.

– Мне жаль.

Его мечи все еще были подняты, но она прошла между ними и приложила руки к лицу Тау, заглянув ему в глаза.

– Мне жаль. Это ужасная беда. Мне очень жаль, Тау.

Он едва не упал, услышав голос у себя за спиной.

– Тау?

Слабый голос дрожал, его было еле слышно. Но это не имело значения. Тау сразу узнал его: мать звала его по имени.

Глава десятая

ГНЕВ

Когда подошло остальное войско, Тау держал мать в объятиях. Ей было очень больно, но она смогла рассказать, что случилось. Кана и его соплеменники убивали жителей крепости одного за другим, пока оставшиеся в живых не сломались и не выдали всех, кто имел отношение к Тау.

Кана убил Джелани и Макену на глазах у матери Тау. Он заставил ее на это смотреть, а потом выжег ей глаза раскаленной бронзой, чтобы убийство дочери и мужа осталось последним, что она видела.

Ее привязали к основанию столба, на котором казнили Макену, и мать Тау целые сутки слушала, как умирал ее муж.

Обнимая мать, Тау слушал, как Нья объясняла остальным, что произошло.

Он все еще держал ее в объятиях, когда подошел Джабари. Возможно, ему самому стоило подойти к другу.

Но он этого так и не сделал. Даже когда Джабари обнаружил, какая участь постигла его собственных отца и мать. Тау слышал ужасные рыдания друга, но ему было слишком больно, чтобы утешать кого-то другого.

– Могу я ее осмотреть?

Тау поднял глаза. Это была Хафса – жрица Саха из медицинского ордена.

– Нужно промыть ее раны, – сказала целительница. – Они могут загноиться.

Тау кивнул и разжал руки. Мать прижалась к нему.

– Мама, – сказал он, – это Хафса, жрица из медицинского ордена, она вылечила многих моих соратников. Ей нужно тебя осмотреть, чтобы ты поправилась.

Если она его и слышала, это ничего не меняло. Она не отпускала сына, и после нескольких бесплодных попыток ее убедить, Тау пришлось вырваться из материнских объятий, чтобы Хафса смогла о ней позаботиться.

– Они разбивают лагерь выше на горе, неподалеку от… всего этого, – сказала Хафса. – Мы будем в медицинской палатке, хорошо?

– Да, – выдавил Тау.

Жрица кивнула и, ласково уговаривая раненую женщину, увела ее.

Тау поднял мечи с земли и убрал в ножны. Ему казалось, что он смотрит на себя со стороны. Чувствовал, как солнце печет бритую голову, слышал голоса окружающих, видел, как солдаты разбирают место бойни, но все это словно происходило не с ним. Он был не в себе, и все же боль от того, что он потерял и кого потерял, мучила его, словно тяжесть в желудке.

– Тау?

Еще один голос, который Тау мог бы узнать всегда. Великолепный гранд-генерал Хадит Бухари.

– Нет слов, но прими мои глубочайшие соболезнования…

Тау схватил Хадита за горло.

– Эй! – крикнул один из солдат, привлекая внимание остальных.

– Он знал, что ты прикажешь нам сначала проверить корабли, – прошипел Тау. – Он это знал. Вот почему он пришвартовался так близко к Кигамбе! Чтобы отправившись туда, мы дали ему достаточно времени для всего этого. – Тау обвел рукой окружавшую их сцену бойни.

– Мы его достанем. Обещаю, мы его… – только и сумел проговорить Хадит, прежде чем Тау оттолкнул его.

– Подведешь меня снова, и это будет последнее, что ты сделаешь, гранд-генерал, – сказал Тау, отворачиваясь и направляясь к горе.

Келлан склонил голову и уступил Тау дорогу. Солдаты, убиравшие мертвых, опускали глаза, не смея взглянуть Тау в лицо.

– Чемпион, – снова позвал его Хадит.

Тау остановился и прислушался.

– Мы получили ответ из Южной Крепости. Танди только что мне сказала. Они знают, что королева с нами, но все равно не шлют своих солдат.

Тау развернулся, и хотя между ними оставалось почтительное расстояние, Хадит отступил.

– Королева знает? – спросил Тау, не обращая внимания на демона, которого заметил боковым зрением.

– Знает. Я никогда не видел ее такой рассерженной, – сказал Хадит. – Она хотела, чтобы ты знал, потому что выбирать нужно сейчас.

Тау моргнул, прогоняя видение, и постарался успокоиться.

– Что выбирать?

Хадит несколько раз начинал говорить, но замолкал и наконец ответил:

– Кана сделает это снова, если мы его не остановим.

– Как мы его остановим, если гарнизон Южной Крепости не поможет отрезать ему путь?

– Не знаю, но если у нас вообще есть шанс на это, нам нужно выдвигаться сейчас.

– Сейчас? – спросил Тау, скрипнув зубами. – А мертвые? Кто сожжет их, пока их тела не сгнили на солнце? Кто будет с ними, пока они горят, кто пожелает им доброго пути к Богине?

Хадит опустил глаза.

– Ты хочешь, чтобы я сделал этот выбор? – спросил Тау. – Чтобы я выбрал между скорбью и гневом?

– Да, чемпион.

– И ты знаешь, что я выберу, гранд-генерал Бухари, раз у меня есть такой выбор?

– Гнев, чемпион, – ответил Хадит тихо. – Ты выберешь гнев.

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

Идти по следу сына вождя было несложно, ведь он сам хотел, чтобы его преследовали. Он хотел, чтобы они видели, что он делает.

Кана устраивал бойню за бойней, усеивая свой путь жертвами всевозможных зверств. Он словно нес чуму, сметая все на своем пути.

Сичивенде, деревушка к востоку от того, что прежде было Крепостью Онаи, оказалась растерзана в клочья. Ни одна хижина не уцелела, а крошечные поля были вытоптаны, жители расчленены и разбросаны по земле, будто семена.

Настроение преследователей было мрачным. Жестокость Каны становилась все более изощренной, и если без помощи солдат Южной Крепости его можно было догнать, то как было сдержать его? Он бы просто отступал, не принимая боя, чтобы ускользнуть потом в Проклятую и избежать расплаты.

– Мы разделимся и пошлем половину бойцов