Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После размещения пищи по тарелкам, я сочла вклад в семейные ценности исчерпанным и заключилась в себя для медитаций на морально-этические темы. А именно, стоит ли способствовать предприятию неверного друга Вали, а если придется, то в каких границах. Неприятно было сознавать, что могла просто смолчать, и тогда…
Тем временем Мика с Мишей вели застольные разговоры, я не особо прислушивалась в надежде, что речь идет о похвальном качестве эскиза или омлета, но, как скоро выяснила, ошибалась.
– Мам, папа спрашивает, о чем ты задумалась, – обратился Мика и толкнул меня ногой под столом, указывая на проявленную невежливость. – Уже второй раз.
– Катюш, извини, – вступил в беседу Миша, пока я собиралась с ответом. – Я прислал картинку с подписью, тебя это так заинтересовало?
– Нет, я не видела, у меня устройство закрыто, так быстрее заряжается, – ответ пришелся невпопад. – Но мне тоже понравилось, хотя Мике особенно.
– Я не о том, – терпеливо объяснился супруг. – Звонила Аллочка, сказала, что приедет на неделе, хочет с нами увидеться, особенно с тобой. Я прикрепил пару слов к эскизу. Она, кстати, свою квартиру продает, на Чистых. Жаль. Может, мы купим?
– Откуда деньги? – спросила я в растерянности. – Это миллион баксов или больше.
– А мы Сергея попросим, он организует из фонда, – Миша проявил несвойственную практичность, но отнюдь не о том была моя печаль. – Младший, ты хочешь поселиться в Кривоколенном переулке? Помнишь, мы у тети Аллы там были?
– Отлично помню, классная квартира, всегда такую хотел, – отозвался Мика. – Но пока незачем, и дядя Сергей говорит, что недвижимость в Москве несоразмерно дорогая. А тетя Алла, она жена большого начальника, у него Славкин отец работает? Он в Брюсселе, а они в Женеве?
– Постой паровоз, – попросил Миша. – Славкин отец – это я, если не ошибаюсь. Скажи, сделай милость, какой у меня начальник в Брюсселе? Или и это без меня решили?
– Да нет, не волнуйся, – солидно ответил Мика. – Это другой Славик, тети-Ирин, он Вячеслав, а наш с тобой – Ярослав, который по части мудрости.
– Паша Криворучко, он взял Бориса связным между своей конторой в Брюсселе и Женевским офисом, – пояснила я. – Борис теперь дипсотрудник и международный чиновник, оклад, правда, один. Но когда выйдет срок пребывания, он переедет в Брюссель на должность помощника комиссара по каким-то их делам. А комиссар – это Паша, муж Аллочки. Уже давно, когда из Страсбурга переехали, должность почти пожизненная, это Борис сплетничал.
– Вы меня успокоили, хотя запутали вконец, – доложил Миша благосклонно. – Но я успел передать, что Алла продает квартиру и хочет нас видеть?
– Значит, и они выводят активы, – поразмыслила я вслух. – Это стоит запомнить.
– Обидеть художника может каждый, – нежданно заключил Миша. – Но объяснить, что здесь происходит – это никак? Младший, ты можешь?
– Легко, – пообещал Мика модным словом. – Вон Славик (не наш, а тети-Ирин) закончил учебу в женевском филиале, а теперь пошел учиться заново, на «гуманитарные катастрофы». Ему понравилось в Африке, теперь будет международная специальность.
– Ирка плачет, но соглашается, – я вступила в беседу. – Даже Борис одобрил, только не специальность, но неважно. Сами пересядут в Брюссель на вечный контракт, как срок выйдет. Пенсию тоже дадут с правом проживания.
– Дядя Сергей оформил швейцарское гражданство, – подхватил Мика нить повествования. – Хотя это было дьявольски трудно, но у него там активы. И мне обещает, если выучусь, тогда вам с мамой будет легче, тем более, что фонд семейный. Ты пойдешь, как член семьи. И твоя тетя Алла продает квартиру в Москве – всё одно к одному.
– Это к тому, – вступила я, поскольку Миша смотрел на нас, как на безумцев. – Что уезжают все, кто может, и выводят имущество. Вот и Алла продает квартиру.
– Прошу запомнить раз и навсегда, – торжественно заявил Миша, выслушав. – Я уже понял, что люди уезжают отсюда или остаются, если уже там. Но сам никуда не поеду, хочу умереть на этом месте, здесь могилы предков с двух сторон.
– Бабушка Тина вполне себе жива, – возразил Мика. – И будет хорониться вместе с дедом Айвеном в Юрмале, она сама сказала.
Не помню, как мы доели омлет и кто мыл посуду, но Миша вернулся в подвал осмысливать поток информации, которым его залили безо всякой необходимости. А мне остались досадные размышления, что дважды за один день я сумела неосторожным словом инициировать два различных обвала. И грести их, не разгрести неведомо сколько. Поистине, слово серебро, а молчание – золото!
4
Следующая неделя ознаменовалась тремя встречами, происшедшими в порядке, обратном заявленному. Первой назначила свидание Алла, супруга Паши Криворучко, приехавшая из Брюсселя буквально накануне. Она пригласила посетить уходящую натуру в Кривоколенном переулке, где в давно ушедшие времена мы встретились с Мишей после долгой разлуки. Весьма своеобразным способом, надо заметить. Разлука произошла как бы сама по себе, но встреча не стала случайной.
Миша пригласил меня распутать сложный переплет, в который бедняжка Алла попала не по своей вине. По ходу дела Алла выступила в роли свахи, я отплатила аналогичной услугой. Конкретно, познакомила с Пашей, который числился моим вторым мужем, но никогда им не был. Миша в те поры служил у Аллы домработником и проживал в очередной подвальной мастерской. Ранее, в незапамятные годы Алла и Миша учились в одном классе средней школы, стоящей буквально у порога.
История знакомств и браков получилась на редкость сложной, но от прежней роскоши остались приятельские, отчасти деловые отношения – мои с Аллой, и дремлющая школьная дружба – у Аллы с Мишей. С Пашей Криворучко, заметным российским политиком, ныне пребывающем в должности крупного международного сановника, мы находились в сложных дружеских, деловых и отчасти финансовых отношениях. Временами переходящих в нечто иное, трудно поддающееся описанию.
Практически всегда это происходило с участием старого друга Валентина, что придавало общим играм сложность, иногда непостижимую уму. Но если мыслить проще, то в рамках четверки мы делились по интересам на дополнительные пары, Миша с Аллой против меня и Паши, как в каких-то карточных играх. Потому визит к Алле в Кривоколенный переулок был преисполнен ностальгической грусти.
Мы вышли из метро «Чистые пруды» (машина стояла в гараже, пока Миша заканчивал профилактический курс), прогулялись до дома Аллы, но не задержались, поскольку снег сыпал с судорожной скоростью весь день и не устал к вечеру. В прихожей мы стряхнули снежную крупу