в книге есть целый раздел под названием «Отсветы», в ст-ния которого прямо вводятся стихи классиков «золотого века» — Пушкина, Дельвига, Языкова, Баратынского, определяя, тем самым, их метрические особенности:

Жаль, осени здесь не дождаться мне:

«Люблю я пышное природы увяданье» —

Покой в прозрачном полусне,

И плач, и бурное страданье.

Стр. 11. — Помимо того, что Вяч. И. Иванову посвящен весь второй раздел книги, а также цикл «Гимны», в некоторых ст-ниях присутствуют, так сказать, «демонстративные» ивановские реминисценции, могущие быть истолкованными (и, вероятно, истолкованные Гумилевым) как некорректные в личном плане:

Ты ль меж харит названа

Гегемоной — харитою?

Здесь названа ты одна

Меж сирен — Маргаритою.

Нежное имя твое

Не овеется мрачностью;

Светлое имя твое

Сочеталось с Прозрачностью.

(«Светлое имя твое...»)

См. текст ст-ния 9 цикла «Золотые завесы» (впервые опубликован: Альманах «Цветник Ор. Кошница первая» (СПб., 1907)) и историю его создания: Иванов В. И. Стихотворения. Поэмы. Трагедия. СПб., 1995 (Новая б-ка поэта). Кн. I. С. 332; Кн. II. Комментарии к №№ 296–311. С. 321). «Прозрачность» — книга стихов Вяч. И. Иванова (1904).

13

ЖЛТХО. 1909. № 6.

СС IV, ЗС, ПРП 1990, СС IV (Р-т), Соч III, Полушин.

Дат.: январь-февраль 1909 г. — по времени открытия «Салона» и времени публикации.

«Заметка Гумилева написана как бы в продолжение разговора, начатого в предыдущем номере того же журнала рецензией на выставку «Салон», написанной сотрудником Гумилева по журналу «Сириус» художником Александром Ивановичем Божеряновым <...>. Приведем фрагменты этой рецензии, относящиеся к тем же экспонатам, о которых пишет Гумилев: «Я не буду утруждать читателя разбором произведений таких больших мастеров, как Бенуа, Сомов и Рерих: о них существует целая литература. Как чарующе мерцают огоньки фейерверка Сомова на черном бархате неба; жеманно изогнувшись, берет кавалер раздушенную записочку, протянутую ему через чугунные извивы закрытых ворот парка рукою его belle princesse. А его же «Осмеянный поцелуй», — но об этом нельзя писать, это надо видеть, этим надо любоваться и любоваться! Прекрасны зеркальные площади водоемов и фонтанов Версаля на этюдах Бенуа, а похищение Прозерпины так хотелось бы видеть где-нибудь в виде плафона. У Рериха останавливаюсь еще у акварели «Пещное действо»: какое глубокое проникновение стариной. <...> Петров-Водкин не может отделаться от влияния Поля Гогена. «Ведьмы» только претенциозны. <...> Лучше всего — это «Ночь в оазисе». <...> Из дам отметим: Маковскую — «Портрет девочки»...» (Соч III. С. 322).

Но история создания этой статьи также тесно связана с историей создания журнала «Аполлон» и возникновением акмеизма. Будущий редактор «Аполлона», историк искусства и поэт Сергей Константинович Маковский (1877–1966) вспоминал впоследствии: «С Гумилевым я познакомился в первых числах января 1909 года в Петербурге, на выставке «Салон». Эта выставка — «Живописи, графики, скульптуры и архитектуры», устроенная мною в музее и «Меншиковских комнатах» Первого кадетского корпуса <...>. Я затеял ее по просьбе друзей-художников, оттого что Дягилев перестал пестовать «Мир искусства» и кому-то надлежало «объединить» наиболее одаренных художников. <...> На мое приглашение откликнулось около сорока художников (из разных обществ); было выставлено более шестисот произведений, картин и рисунков по преимуществу: одного Рериха, которым я увлекался в то время, пятьдесят вещей, и между ними лучший его холст маслом «Бой» <...> впервые выступили тогда прославившиеся впоследствии К. С. Петров-Водкин, В. В. Кандинский, Н. К. Чурлёнис» (Маковский С. К. На Парнасе «Серебряного века». Мюнхен, 1962. С. 197). «В то время был задуман «Аполлон», — описывает эти дни С. А. Ауслендер, входивший тогда в ближайшее окружение Гумилева. — В его создании Гумилев сыграл главную роль. Он познакомился с Сергеем Константиновичем Маковским, которому очень импонировал своей светскостью, французским языком и цилиндром. Он собрал у себя Кузмина, меня, Волошина, Маковского и других и показывал нам Анненского, которого мы, к стыду своему, тогда совершенно не знали.

Маковский был совершенно неграмотным в области современной литературы и очень пленился, узнав, что существует такая модернистская литература.

Гумилев имел большое и твердое воздействие на него. Вообще он отличался особенными организационными способностями и умением «наседать» на редакторов, когда это нужно» (Жизнь Николая Гумилева. С. 43; подробно история организации «Аполлона» изложена во вступительной заметке А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика к публикации переписки И. Ф. Анненского и С. К. Маковского — Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1976 год. Л., 1978. С. 222–231). Как поясняет Д. Мицкевич, писавший о существенных параллелях в эстетике группы «Мира Искусства» (обильно представленной в «Салоне») и основателей журнала «Аполлон», своим «Салоном» 1909 г. С. К. Маковский ввел в Россию новый принцип, согласно которому выставлялось «все» современное искусство, а не один только художник или школа (Mickiewicz Denis. Apollo and Modernist Poetics // Russian Literature Triquarterly. № 1. 1971. P. 228–230). Если, за исключением Рериха, пристрастия Гумилева-рецензента действительно были в основном «мирискусническими», то любопытно отметить и о ком он молчал: помимо упомянутых Маковским Кандинского и Чюрлёниса (см. выше), это была и последняя прижизненная выставка символиста М. А. Врубеля.

Таким образом, статья Гумилева, в сущности, является своеобразными «пролегоменами» программы будущего журнала и — коль скоро «Аполлону» суждено было вскоре стать цитаделью «преодолевших символизм» бунтарей-акмеистов — пра-манифестом нового литературного направления, предвосхищающим появившиеся затем на страницах нового журнала гумилевские статьи «Жизнь стиха» (1910) и «Наследие символизма и акмеизм» (1913).

Стр. 1–2. — Центральное положение всех гумилевских работ по теории искусства — обязательное соотнесение эстетики с «традиционалистской» этикой, так что акмеистическое понимание эстетики можно сформулировать как «производная от этики» («хорошо» (этика) — «прекрасно» (эстетика)). Ср. в «Наследии символизма...»: «Здесь этика становится эстетикой, расширяясь до области последней» (№ 56 наст. тома, стр. 69–70). Стр. 3–4. — Ср. версию «двух путей» художника с анализом экспозиций «двух салонов» в одноименной статье (№ 4 наст. тома). Стр. 27. — Бенуа Александр Николаевич (1870–1960) — живописец, график, театральный художник, историк и теоретик искусства, духовный лидер объединения «Мир искусства». Стр. 31. — Петров-Водкин Кузьма Сергеевич (1878–1939) — живописец, график, выдающийся новатор в области перспективы. Стр. 34–37. — См. стр. 10–21, 35–42 № 4 наст. тома. Стр. 40–41. — О «внутренней близости Рериха и Гумилева» см.: Вагин Е. Поэтическая судьба и миропереживание Н. Гумилева // Беседа (Париж). 1986. № 4. С. 175–179. По наблюдению Ю. В. Зобнина, антитетическое противоположение «народного» и «национального» — очень важный