Маевка и вправду оказалась веселой рабочей пасхой.

Городовые, свистя, бегали по берегу. Шаланды сталиразъезжаться в разные стороны.

Гипсовые головы облаков поднимались из-за горизонта.

Федя повернул лицо к небу, уронил руку за борт и чистым исильным тенором запел известную матросскую песню:

Раскинулось море широко,

И волны бушуют вдали.

Товарищ, мы едем далеко,

Далека от грешной земли!

Сверкали весла. Песня уплывала.

– Товарищ, нет силы мне вахту держать, – Сказал кочегаркочегару…

Песня уже еле слышалась.

Тогда матрос скомандовал мальчикам:

– Весла-а-а… на воду!.. Ать! Ат-ать! Ать!

И, хлопнув Терентия по спине, закричал:

Черное море,

Белый пароход,

Плавает мой милый

Уж четвертый год.

Ну, босяки! Что же вы не помогаете?

И Терентий и оба мальчика весело подхватили:

Ты не плачь, Маруся,

Будешь ты моя.

Я к тебе вернуся,

Возьму за себя!

Белая чайка на неподвижно раскинутых крыльях бесшумноскользнула над самой шаландой. Казалось, она схватила на лету веселую песенку иунесла ее в коралловом клюве, как трепещущую серебряную рыбку.

Мальчики долго смотрели вслед птице, думая, что, может быть,это белоснежная дедушкина душа прилетела посмотреть на свою шаланду и на своихвнуков.

Маевка кончилась.

Но к берегу пристали не скоро – часа два еще крутились вморе, выжидая удобного момента.

Сначала высадили Терентия возле Золотого Берега, а потомотвезли матроса на Ланжерон.

Прежде чем сойти на берег, матрос долго осматривался посторонам. Наконец он махнул рукой: «Ничего. Авось-небось, как-нибудь…»,подхватил под мышку свою щегольскую тросточку с мельхиоровой ручкой в виделошадиной головы и выпрыгнул из шаланды.

– Спасибо, хлопчики! – пробормотал он поспешно. – Доприятного свидания.

И с этими словами исчез в толпе гуляющих.

Петя вернулся домой к обеду, с пузырями на ладонях икрасным, за один день обгоревшим лицом.

Прошла неделя.

За это время Петя ни разу не побывал на море. Он был занятприготовлениями к отъезду в экономию. Приходилось то с папой, то с тетейотправляться в город за покупками.

Все вокруг было уже летнее.

Одесский май ничем не отличается от июня. Город изнемогал отдвадцатипятиградусной жары. Над балконами и магазинами были спущены косыеполосатые маркизы с красными фестонами. На них лежала резкая тень начинающихцвести акаций.

Собаки бегали с высунутыми языками, разыскивая воду. Междудомами вдруг открывалось пламенное море. В «центре» за зелеными столиками подбольшими полотняными зонтиками сидели менялы и цветочницы. Каблуки вязли вразмягченном асфальте. В адских котлах повсюду варилась смола.

О, какое это было наслаждение – целый день ходить помагазинам, делая веселые дачные покупки: серсо, сандалии, марлевые сетки дляловли бабочек, удочки, мячи, фейерверк… и потом с легкими пакетами страннойформы возвращаться домой на летней, открытой конке!

Петино тело еще томилось в знойном городе, но нетерпеливаядуша, залетев далеко вперед, уже ехала на пароходе, насквозь прохваченнаяголубым ветром путешествия.

Но однажды рано утром во дворе раздался знакомый свист.Мальчик подбежал к окну и увидел посредине двора Гаврика.

Через минуту Петя очутился внизу. У Гаврика былнеобыкновенно озабоченный вид. Его сероватое лицо, решительно поджатые губы ислишком блестящие глаза говорили о том, что произошло какое-то несчастье.

Сердце у Пети сжалось.

– Ну, – против воли понижая голос до шепота, спросил он, –что?

Гаврик, насупившись, отвернулся:

– Ничего. Хочешь идти с нами на шаланде?

– Когда?

– А сейчас. Я, Мотька и ты. Под парусом.

– Брешешь?

– Собака брешет.

– Под парусом?

– Плюнешь мне в глаза.

– Кататься?

– Пускай кататься. Хочешь?

– Спрашиваешь!

– Тогда быстро!

Идти на шаланде под парусом!

Нечего и говорить, что Петя даже не сбегал домой зафуражкой. Через десять минут мальчики были уже на берегу.

Шаланда со вставленной мачтой и свернутым парусом, дополовины выдвинутая в море, покачивалась на легкой волне. Босая Мотя возиласьна дне лодки, укладывая в ящик под кормой дубовый бочоночек с водой и буханкужитного хлеба.

– Петька, берись! – сказал Гаврик, упираясь плечом в корму.

Мальчики навалились и, без особого труда столкнув шаланду,вскочили в нее уже на ходу.

– Поехали!

Гаврик ловко развязал и поднял новый четырехугольный парус.Слабый ветерок медленно его наполнил. Шаланду потянуло боком. Став коленями накорму, Гаврик с усилием надел тяжелый руль и набил на него румпель.

Почувствовав руль, шаланда пошла прямее.

– Побережись!

Петя едва успел присесть на корточки и нагнуться.

Повернутый ветром гик грузно перешел над самой головой слеванаправо, открыв сияющее море и закрыв глинистый берег, где по колено в бурьянеи дикой петрушке стояла Мотина мама, приложив руку к глазам.

Гаврик нажал на румпель и навалился на него спиной. Мачтаслегка наклонилась. Вода звучно зажурчала по борту. Подскакивая и хлопаяплоским дном по волне, шаланда вышла в открытое море и пошла вдоль берега.

– Куда мы едем? – спросил Петя.

– Увидишь.

– А далеко?

– Узнаешь.