это слова, которые ты произнесла вчера в лазарете Уильяма. Ты была права – все эти кошки-мышки надоедают.

Я осмеливаюсь сделать шаг вперед, но пес щелкает челюстями. Я отступаю к кирпичной стене.

– Зачем ты это делаешь?

– Потому что, Бриана, я устал от вашего вранья. От того, как вы, тенерожденные, веселитесь за наш счет. Заставляете свое отродье принести наш Обет, подсылаете змею, чтобы похитить Николаса у меня из-под носа, чтобы принять участие в наших испытаниях. – С каждым медленным шагом вперед его лицо становится все более угрожающим, а глаза – все более дикими, пока он сам не начинает больше походить на адского пса, чем его творение. Становится больше похожим на демона, чем на человека. – Мы оба знаем, что тебе наплевать на нашу миссию. Я вижу это по твоему лицу!

– Это неправда! – кричу я.

В лице Сэла боль и раздражение.

– Еще больше лжи? Даже сейчас? – Он опускается на колени передо мной, его верхняя губа кривится в ухмылке. – Я знаю, что ты видела исэля еще до того, как принесла Обет. Мы оба знаем, что Первый Обет на тебя не подействовал, что ты отмахнулась от него. Словно он для тебя как грязь под ногами.

Я дрожу. Как он понял? Он увидел…

Он усмехается, видя мою растерянность.

– Думаешь, я не распознаю собственную магию или не почувствую ее отсутствие? – Он наклоняется ближе, чтобы прошептать мне на ухо: – Я могу почувствовать их, Бриана. Обеты, которые я сотворил. – Его взгляд блуждает по моему лицу и горлу. – И я не чувствую ничего своего… на тебе.

– Отойди от меня! – Я отталкиваю его дрожащими руками, и он смеется, качнувшись назад. Я поднимаюсь на ноги, но его пес тут же оказывается рядом, его слюнявые челюсти – у моего плеча.

Сэл встает.

– Николас должен узнать, кто ты, прежде чем его призовут на трон и ты выставишь его дураком. Уильям, Фелисити, Расс, Сара… Возможно, им и правда кажется, что тебе место среди нас, но мы оба знаем, что тебе нигде нет места.

Я чувствую, как меня трясет. И не только из-за того, что Сэл сказал о Нике и остальных, но и из-за его последних слов.

Тебе нигде нет места.

После всего, что со мной случилось, после всего, что я сделала, чтобы забраться так далеко, так близко подобраться к тайне убийства мамы, эти слова ломают что-то внутри меня.

Я чувствую, как пальцы то сжимаются в кулаки, то разжимаются снова. Кончики будто вот-вот взорвутся, будто у меня под кожей надувается воздушный шарик, которому очень хочется вырваться наружу и взорваться. Я смотрю на пса Сэла и представляю, как выдыхаю огонь в лицо монстру, и он горит, горит, горит. Его боль смешит меня, потому что она так ничтожна по сравнению с моей. Я вижу Сэла. Вижу его веру в свою древнюю миссию и его страстное желание уничтожить меня.

Может, я и не знаю своих предков, но после того как я увидела Мэри, Луизу и Сесилию, я хочу одного – показать ему, что не только в его крови течет сила.

– Ник был прав, – произношу я так глухо, что едва узнаю свой голос. – Мерлины и правда чудовища. Ты чудовище.

Его глаза расширяются, а губы сжимаются в тонкую сердитую линию – но я так и не узнаю, какие отвратительные слова он собирается извергнуть теперь, потому что ему не представляется возможности ответить.

Треск в лесу привлекает наше внимание. Глухой вой. Высокий пронзительный лай, потом еще один, отдающийся эхом от стен склепов.

Сэл ухмыляется:

– Что ты сделала? Призвала подкрепление?

Я шиплю:

– Я ничего не делала, скотина! – Мы оба неотрывно смотрим в ту сторону.

Долго ждать нам не приходится.

Три кошмарные твари появляются из леса и прыгают на каменную ограду. Три огромные лисицы. Зеленый эфир клубится над их чешуйчатыми спинами, как пар.

Это истинные тенерожденные. Не конструкты. Не иллюзии.

Пес Сэла растворяется, и от него остается лишь серебряная пыль.

– Cedny uffern! – шипит Сэл. Скользящим шагом он переходит в боевую стойку. – Отзови их, ихэль! Если ты убьешь меня, тебе никогда не подобраться к Николасу. Все твои усилия будут впустую!

– Они не мои! – рявкаю я.

Полувоплощенные твари синхронным движением прыгают на площадку, легко преодолевая трехметровое расстояние. Лисы тявкают и фыркают, повизгивают, идя к нам на длинных ногах. Их лысые, как у крыс, хвосты взметаются за ними, как плети.

– Я сказал отзови их!

– Я этого не делала!

– Бриана!

– Пожалуйста, Сэл!

Он стискивает зубы, глядя на меня, и сомнения, порожденные моими мольбами, борются в нем с яростью. Вспышка сине-белого эфира, затем Сэл что-то бормочет, и эфир быстро стекается к его рукам. Он собирается в шары, крутящиеся в его ладонях. Потом они расширяются и вытягиваются, пока не превращаются в два длинных посоха, мерцающих, кристально прозрачных, прочных и тяжелых.

Вместо того чтобы отступить, лисицы с предвкушением щелкают челюстями.

– Что они делают? – выдыхаю я, но внимание Сэла поглощено демонами.

Внезапно все три адские лисицы испускают вопли, от которых кровь стынет в жилах, звук эхом отдается от стен склепов, нарастает и нарастает, пока боль не заставляет меня прикрыть уши. Потом я понимаю, что это вовсе не вопль.

Это призыв.

Я знаю, что тенерожденные используют эфир, чтобы стать материальными, но я никогда раньше не видела, как это происходит. Эфир, из которого состояло оружие Сэла, расплетается и плывет по воздуху к их открытым пастям, словно поток, впадающий в озеро. Сэл вскрикивает, крепче сжимает пальцы, но тщетно. Его оружие растворяется у него на глазах, и в итоге у него в руках теперь зажат лишь воздух. Лисицы мерцают, но серебристо-синий эфир, который призвал Сэл, становится зеленым, достигая их. Сэл уже призывает еще одну порцию эфира, но лисицы вскрикивают снова и забирают его, не дав магу даже придать ему форму. Сэл рычит и выкрикивает ругательства, пока они отнимают у него силу, высасывая ее с той же скоростью, с какой он способен ее призывать.

Острый обжигающий запах его магии заполняет воздух. Лисицы вбирают ее всю и используют, чтобы становиться больше и сильнее. Эфир заполняет их тела, распирая их изнутри, и вот раздается звук трескающейся кожи. Темно-зеленая, отвратительно пахнущая слизь сочится из трещин, и от этой картины у меня сжимается желудок. Сэл призывает третью порцию эфира, чтобы создать оружие, – но они уже вот-вот воплотятся, став видимыми для любых единождырожденных.

– Прекрати! – кричу я. – Они вот-вот воплотятся!

Мне не нужно кричать: он тоже