Самое первое, что Алек на это говорит:

— Твою мать, — тихо и ошарашенно. Зато потом он поворачивается к Елаю и, едва сдержавшись, чтобы не покрыть его самой отборной бранью, спрашивает: — И ты только сейчас мне об этом говоришь?

Он чувствует, что больше не может стоять на месте и, отойдя, швыряет куда-то в сторону сломанную ручку, на что Елай тут же хмурится.

— Погоди, это…

— Нет-нет-нет, — резко останавливаясь, показывает на него Алек, чтобы тот даже не думал сейчас его перебивать.

Он смотрит на парня настолько хмуро и зло, что тот и впрямь решает молчать. Но молчание затягивается так, что Елаю становится некомфортно стоять на одном месте и выносить этот суровый взгляд, ясно выражающий, что перемирия в ближайшее время им вряд добиться.

— И чтобы я сказал? — не выдерживает парень этого взгляда. — Ты меня точно не хотел слушать, а признаваться тебе, что я Лены брат, тебе точно не собирался, — довольно вспыльчиво выдаёт Елай, и Алек вновь нелестно отзывается на его счёт.

А тот даже и оспаривать этого не планирует, да и зачем Елаю относительно без разницы, какого о нём мнения Алек. Главное, чтобы всё по-прежнему оставалось на своих местах.

У Алека же заканчивается терпение, но самое паршивое, что он уже ничего не может сделать парню. Как минимум хорошенько врезать, чего он точно заслужил. А теперь ему ещё и придётся как-то объяснять Лене, что Виктор задумал. Одно мгновение он потирает виски, чувствуя, что его голова вот-вот может взорваться от хаоса в мыслях, которые срочно надо привести в порядок. Ему придётся решить ни один вопрос, пока она не очнулась. Как минимум, что ей сказать, а что оставить на потом — более удобный случай, который в ближайшее время вряд ли попадётся. Поэтому он принимает решения немного урезонить свой гнев и взять себя в руки и более спокойней спрашивает последнее, что его интересует.

— Что ещё я должен знать?

Елай прищуривается, складывая на груди руки, и делает вид, что серьёзно задумывается.

— Ты мне не нравишься, — невозмутимо отвечает он, и Алеку приходится постараться, чтобы не усмехнуться.

Да этот парень буквально читает его мысли.

— Какое облегчение, — отзывается Алек, по-прежнему оставаясь с непроницаемым лицом, — тогда я точно не разобью тебе сердце, ведь я собирался тебе сказать тоже самое.

Более он не задерживается, понимая, что сказать тому нечего, а оставаться и дальше здесь — не самая разумная затея. Как минимум, Лене никак нельзя приходить в себя, пока они в дороге, Алеку ещё надо о многом подумать.

— И ты должен мне ремонт тачки, — бросает Елай Алеку в спину, когда он уже подходит к дверце машины, и тут он уже не сдерживает ухмылки.

Благо Елай её не видит, потому что он может спустя пару секунд, уже садясь за руль, совершенно серьёзно бросить в ответ:

— Даю тебе две недели, после я всё расскажу сам.

Он не смотрит на реакцию парня, лишь знает, что тот не сразу садится в машину, оставаясь стоять на пустынной трассе ещё какое-то время.

— Леся? — недоуменно шепчу я, не сразу понимая, что происходит.

В полумраке я могу разглядеть только очертания хрупкого женского тела, свернувшегося калачиком на соседней подушке. Но этот аккуратненький маленький носик, густая, прямая челка, лежащая на веках, острые плечи… — сложно не узнать подругу, которую видела едва ли не каждый день, даже если вы неожиданно оказываетесь вместе ночью в темной комнате.

Хорошая попытка, Алек.

Я не разговаривала ни с кем два дня. Если честно, я вообще не помнила себя последние два дня. Слёзы, угрозы, попытки выбраться из дома. Алек стал для меня врагом номер один. Потому что именно он предотвращал каждый мой побег, он становился тем, кто не давал мне истерить и вести себя самым отвратительным образом. А ещё он стал тем, кто выслушал от меня миллион угроз и ужасных слов. И он не ушёл. Ни разу. А теперь ещё и нашёл каким-то образом Лесю.

Подтягиваю колени к груди и утыкаюсь в них лбом, грузно вздыхая. Эти дни… Господи, я не знала, что может быть так плохо. Ни у Виктора, ни в худших ссорах с Алеком я не испытывала и малой доли, что пришлось пережить за последние дни.

Но уже вчера вечером всё пошло на спад, в какой-то момент я просто сдалась, легла на кровать, свернулась калачиком и попала в какую-то прострацию, уставившись в одну точку.

Смирилась ли я? У меня даже смешок вырывается от этой мысли. Это вряд ли можно назвать смирением. Просто теперь у Елая появился стопроцентный единомышленник. Я знаю, что Виктор пришёл не по мою душу. Виктор не прощает предателей.

— Эй… — внезапно звучит мягко, и на мои плечи ложатся руки.

Леся утыкается лицом мне в затылок и шумно всхлипывает. И хоть я и думала, что больше не разревусь, сейчас, когда рядом столь близкий человек, сдержаться совсем не могу. Стоит моему телу сотрястись от первых слёз, как подруга сразу же обнимает крепче. Она шепчет мне настолько тёплые и убаюкивающие слова, что моя боль самым мистическим образом притупляется. Она есть, и она вряд ли когда-то исчезнет, просто она перестаёт быть такой острой, пульсирующей.

Мы сидим так, обнявшись и вместе плача, где-то с час. Возможно, дольше. Но когда наконец отрываю голову от колен и встречаюсь с заплаканными глазами подруги, за окном всё ещё стоит ночь.

— Я узнала о пожаре, — говорит она на мой так и не озвученный вопрос.

Пожар… это ещё одна вещь, которая заставляет гореть от удушья мои лёгкие, каждый раз, когда представляю свой дом, полыхающий в огне. Виктор сжёг все следы, а ещё сделал меня мёртвой для всех, оставив в доме тело девушки того же возраста, что и я. Никто не стал даже выяснять, что там произошло, были ли тела мёртвыми до пожара, — и я не знаю, помогли ли ему его связи или просто так было проще для следователей… Но в любом случае, Виктор перекрыл мне кислород, мне не сбежать законным путём. А ещё завтра у меня появится собственный памятник.

— Об этом трубили по всем городским новостям, пожар едва не перебросился на соседние дома, — продолжает говорить Леся, но её голос утопает во вдохе, когда она пытается преодолеть всхлип, поддавшаяся вновь нахлынувшим эмоциям. Её взгляд встречается с моим, такой глубокий и понимающий, а по щеке скатывается слеза. Она смотрит заискивающе, словно ждёт и от меня слёз, но у меня внутри какая-то пустыня, палящая и колючая — кажется, я выплакала всё. Леся утирает лицо и шмыгает носом. — Я не хотела верить, — продолжает она, — а когда я начала искать и задавать вопросы, я случайно увидела, что за мной следят. Я поняла, что здесь что-то не так, тем более, я требовала доказательства, что это не вы… — тут её голос вновь ненадолго попадает, она поджимает губы и снова поднимает глаза к моим. — Я уехала оттуда, но уже через час меня нашёл Алек и попросил поехать с ним. Он мне всё и рассказал.

Леся берёт меня за руку, а у меня неожиданно появляется желание отвести глаза.