На Рождество Энди и Моника подарили ей подарочный сертификат на целый день в спа-салоне в курортном Бар-Харборе. Когда она открыла его в их доме рождественским утром, Моника наклонилась к ней и сказала: «Мы можем поехать вместе, если ты не против». Эвви не возражала. Так в один из январских дней они попали на массаж, Эвви глубоко и блаженно дышала, а женщина-оператор растягивала горячую глиняную маску на ее спине и плечах. Но когда спа-оператор убрала часть ее волос, чтобы ненароком их не испачкать, Эвви ахнула, пораженная чувственным воспоминанием о том, как Дин нежно раздвигал ее волосы пальцами. У нее даже защипало глаза от слез.

В феврале Эвви переехала в Кеттлвуд, а неделю спустя отправилась в «Грозовую лапу»[240], приют для собак в Томастоне, который ей порекомендовала Диана Марстен. Эвви подошла к столу и сказала: «Я думаю, что мне в новом доме нужна собака». Женщина за стойкой регистрации широко улыбнулась.

Зайдя в небольшой домик приюта, который она по привычке называла дорминаторием[241], Эвви прошла в маленькую комнату, которую ей указали. Там коричневый щенок с большими лапами таскал по полу плюшевый бейсбольный мяч размером с его голову. Она громко рассмеялась и наклонилась к нему.

– Эй, привет, приятель.

Щенок пошел к ней, не выпуская мяча из пасти. Не сводя с нее глаз, он прорычал: «Р-р-р-р».

Эвви села на пол. Щенок бросил бейсбольный мяч и полностью посвятил себя другой игре: теперь он, казалось, пытался коснуться своим влажным носом каждой части лица Эвви, не в силах пока перепрыгнуть через нее. Эвви продолжала говорить с ним, чувствуя его мягкое природное пальто на своих ладонях, смеясь, когда он, падая, но все еще виляя всем задом, попытался заползти на ее согнутые колени.

Четыре дня спустя она лежала на полу уже своего дома на острове со щенком, вытянувшимся на ее груди, а сама потирала ему уши и смотрела, как лениво закрываются его сонные, лунатические глаза.

Эвви жила в новом доме уже нескольких недель, когда в одну из ночей, не хуже и не лучше любой другой ночи, она решила подключить динамики, которые купила у своего друга Энди. Акустическая система была полностью беспроводной, с длинной звуковой панелью[242] в гостиной и меньшими для кухни и спальни. Она подключила все это к своему телефону и когда нажала Play, аж подпрыгнула. Пес также подпрыгнул, и его уши встали торчком, как у кенгуру. Она потянулась к ручке регулировки громкости, но остановилась, забавляясь ощущением в своих стопах, обтянутых тонкими носками и гудящих от вибрации пола.

Ближайший сосед если и был, то не близко. Никто не спал наверху, не пытался сделать телефонный звонок, не работал. Поэтому она с минуту постояла, позволив ступням насладиться вибрацией. Эвви подошла к стене, положила на нее руку и, тоже почувствовав вибрацию, засмеялась. Одни звуки казались ей густыми и округлыми под ладонью, а другие – острыми и легкими. Она подошла к окну и наклонилась к нему. Там, где отражался свет, она увидела, что стекло тоже слегка дрожит. Она положила свою пятерню на прохладное стекло. Когда бас загремел, он начал щекотать ее кожу. Отодвинувшись от окна, Эвви увидела жирный отпечаток ладони, похожий на следы призрака, и вдруг поняла, что ее окно явно в пыли.

Эвви начала подпрыгивать на носках в такт того, что теперь казалось ей пульсом всего дома. Щенок Вебстер понял, что сейчас самое время для игр, поэтому подбежал к ней и застыл в выразительной позе, вытянув передние лапы и подняв заднюю часть туловища.

– Щенячий танец! – приказала ему Эвви и сама первой отплясала твист, подавая пример для своей маленькой коричневой собачки, которая мела хвостом по земле и подлаивала. Затем Эвелет проплыла на кухню, где начала солировать на воображаемом пианино, проводя пальцами по потрепанной ламинированной столешнице.

Не желая долго задерживаться на однообразных движениях, она пронеслась по коридору из кухни в спальню, где упала на кровать и, размахивая руками, выкрикивала последний припев. Когда отзвучала последняя нота, она закрыла глаза и почувствовала, как влажный нос уткнулся ей в лоб. Эвви вышла из задумчивости и увидела, что Вебстер пытается забраться ей на грудь.

Эвви села и почесала собаку за ушами. Ее лицо было горячим и липким от пота, она совсем запыхалась, она радовалась, что никому ничего не должна.

Дин стоял в кабинете родителей и смотрел на свои трофеи Малой лиги[243]. В рамках были выставлены некоторые статьи о его карьере – разумеется, только хорошие – и различные трофеи «Марлинс» и «Янкиз»[244]. Был март, готовиться к сезону Дин не собирался, но по старой привычке чувствовал знакомый зуд в плече. Дин полагал, что визит к родителям пойдет ему на пользу.

– Я сейчас накрою на стол, – сказала мама, обнимая сына за талию.

Он положил руки ей на плечи:

– Вам не обязательно держать все это у себя.

– Ты не думаешь, что мы хотим держать дома хотя бы твои коллекционные куклы?[245]

Мама протянула руку и коснулась руки Дина, а он заулыбался и с энтузиазмом кивнул:

– Я всегда считал, что это круто, когда они сделали это. Мой собственный болван. Возможно, это была вершина моей карьеры.

– А разве не то камео[246] в «Специальном корпусе»?[247] – спросила она. – Ты же встречался с Айс-Ти?[248]