Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Верно, – согласился он, а затем приложил пальцы к своему маленькому двойнику, успокаивая[249] его. – Ладно, можешь оставить его себе. Но многое из этого я, вероятно, заберу себе.
– Ты что, шутишь? Я нередко прихожу сюда, чтобы взять на время эту большую пенную руку с пальцем «Мы – первые»[250]. Я надеваю ее во время боев с твоим отцом.
– А ты как будто сейчас не шутишь?
– В каждой шутке есть доля правды.
– Знаешь, мам, мне теперь уже нечем гордиться.
Она игриво стукнула бедром Дина:
– Но мы-то гордимся! Ты не мог не знать, что в какой-то момент прекратишь свои выступления. Ты же не можешь молодеть. У тебя, знаешь ли, уже седина в волосах.
– Да, я знаю.
– Твой отец надевал эту джерси[251] каждый раз, когда ты выходил на поле. Один раз, когда твой мяч ушел в аут, мы были в машине и он просигналил.
Дин посмотрел на заголовок в «Дейли Ньюс». В этом номере была статья, где его назвали героем.
– Да, я был очень хорошим питчером, – сказал он матери.
– Ты был великим питчером. Неужели ты не помнишь этого?
Она указала на фотографию, вырезанную из «Нью-Йорк Таймс», где фотограф «поймал» его в прыжке после победы в Мировой серии. Дин был запечатлен в полете над травой на высоте пары футов, с раскинутыми ногами, как барьерист, с открытым ртом и кулаками над головой. Эта фотография одно время встречалась на футболках и обложках журналов, пару раз Дин видел ее даже на татуировках.
– Ты все еще играешь? – спросила она.
– Да, – ответил он. – То есть играл… Просто я единственный, кто знает, что я сделал все… что мог. И я собираюсь провести остаток своей жизни, слушая людей, которые думают, что я еще что-то могу.
Энджи медленно погладила его по спине:
– Дин, люди не любят… слабость. Это заставляет их нервничать. Они боятся думать, что все проходит. Они думают, что всегда можно что-то сделать, чтобы не дать старости взять свое. Ты же понимаешь, что я имею в виду?
– Ты говоришь, что эти… осуждающие меня, чувствуют себя непобедимыми?
Она пожала плечами:
– Да, и я не сказала бы, что тебе станет легче. Но что должно принести тебе облегчение, так это тот факт, что ты можешь мысленно прожить каждый хороший день, когда ты еще играл. – Она положила руку ему на локоть и, помолчав, продолжила: – И если ты хоть раз в жизни возьмешь в руки очередной бейсбольный мяч, мы будем гордиться тобой не меньше, чем тогда, когда они сделали этот снимок. А теперь минут через пять я подам ужин, и не заставляй меня возвращаться к этому и вытягивать тебя из этого болота.
– Хорошо, – согласился Дин, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку. – Спасибо, мам.
За столом Стюарт сразу перешел к делу:
– Ты что-нибудь слышал об Эвви за эти дни?
– Стюарт, я думала, мы сейчас займемся ужином, – проговорила Энджи. – Дину сейчас не до этого.
Стюарт пожал плечами:
– Я готов.
Дин положил себе на тарелку картошку и сказал:
– Я получаю от нее сообщения. Она то в одном месте, то в другом. Но все это уже не имеет значения, потому что… закончилось.
– Ну, это глупо.
– Стюарт, – возмутилась Энджи. – Может быть, можно полегче?
– А ты думаешь, что продолжение отношений имеет смысл?
– Я этого не говорила, – ответила Энджи.
Дин намазал маслом кусок хлеба:
– Ну, папа, она никак не могла привыкнуть к новому положению вещей. Она толкала и толкала меня, чтобы я попытался вернуться в бейсбол, к подачам, а когда это не сработало, она фактически предложила мне от нее съехать.
– Я и не знала, что она так любит бейсбол, – удивилась Энджи.
– Да, должен сказать, что звучит это странно, – согласился Стюарт.
– Поверьте мне, она была неумолима, – заверил их Дин. – Это было похоже на вас самих, когда вы отправляли меня в Лагерь всех звезд[252] снова и снова.
Энджи и Стюарт переглянулись.
– Подожди минутку, – начала Энджи. – Расскажи-ка мне, как, по-твоему, ты попал в Лагерь всех звезд.
– Вы изводили меня до тех пор, пока я не согласился поехать.
Мать Дина презрительно фыркнула:
– Ха!
А его отец одновременно воскликнул:
– Ты, должно быть, шутишь.
– Что?
Стюарт наколол на вилку кусок курицы:
– Ты либо неправильно все понял, либо все забыл.
– Как же так? Какова же ваша версия?
– Ты принес домой брошюру, где говорилось, что тебя пригласили, но было совершенно ясно, что это будет тяжелая работа в коллективе парней, которых ты не знаешь. Похоже, это тебя напугало. Ты сказал мне и маме, что не хочешь этого делать. Мы спросили: «Ты уверен?» – и ты заверил: «Да». На следующий день эта брошюра снова оказалась на столе, и мы снова спрашивали тебя: «Ну что, теперь ты уже хочешь это?» Ответ был: «Нет, не хочу».
– Ты был непреклонен, – добавила Энджи.
– Но эта штука все время появлялась снова, – продолжил отец. – Каждый раз, когда ты уходил с ней, говоря, что не хочешь никуда идти, она появлялась снова. Я сказал твоей матери: «Энджи, либо Дин все же хочет это, либо у нас завелся призрак, который хочет этого».
Энджи рассмеялась:
– Да, я и забыла об этом.
– Итак, на следующий день ты пришел домой и заявил: «Знаешь, что я узнал сегодня, папа? Я узнал, что Тедди собирается в тот звездный лагерь». И вот когда я ответил: «Ты же все знаешь, иди!» – ты сказал: «Не надо подгонять меня во имя всех святых!».
Дин нахмурился:
– Странно, я совсем этого не помню.
– Знаешь, я бы сказала тебе, если бы твой отец фантазировал, – заговорила Энджи. – Но я тоже так все запомнила. Ты намекал на это, намекал, намекал. Я думаю, что мы просто поддразнили тебя.